Ее глаза скользили по высокому потолку ванной комнаты, и Анжи ощущала благоговейный трепет перед всей этой роскошью, царившей в этом далеком техасском особняке. Она чувствовала себя не в своей тарелке в этом огромном доме, и ей трудно было скрыть свое изумление по поводу того, что можно жить так по-королевски в этом диком, удаленном от цивилизации крае. Когда Джереми Уэбстер сказал ей, что его добрый друг Баррет МакКлэйн богат, она представила себе большой удобный бревенчатый дом с деревянными полами и тяжелой грубой мебелью, подходящей привыкшему к физическому труду обладателю ранчо. Песчаная буря помешала ей рассмотреть, как следует размеры гасиенды. Но того, что она увидела, было достаточно, чтобы понять, что она огромна, а ее массивные стены сложены из крупного необожженного кирпича. Внутри были кирпичные полы, покрытые полированным красным деревом, и элегантная мебель радовала глаз. Больше девушка ничего не смогла рассмотреть, так как ее вниманием полностью завладел высокий смуглый мужчина со жгучим взглядом и странными, озадачивающими словами.

Анжи почувствовала облегчение, когда Пекос, наконец, ушел, и добрый заботливый Баррет МакКлэйн сказал:

— Дитя мое, я велю Делорес проводить вас в вашу комнату. Она приготовит вам ванну и распакует вещи. Почему бы вам не отдохнуть до обеда?

Излучающая добро мексиканка появилась в дверях и поклонилась Анжи, готовая выполнить все ее желания. Благодарно кивнув мистеру МакКлэйну и мисс Эмили, Анжи в сопровождении Делорес вышла из комнаты и пошла по прохладному коридору. Длинное крыло дома тянулось за главными комнатами, и Делорес остановилась у второй двери.

— Aqui, senorita, — сказала она и отворила дверь.

Анжи приоткрыла от удивления рот. Она вошла в комнату — такую же большую, как весь ее дом в Новом Орлеане. Никогда прежде не видела она такой красоты. Пол был покрыт желто-голубым плетеным ковром, таким толстым, что ее шаги были совершенно не слышны. Красивую кровать венчал балдахин, и Анжи страстно захотелось сейчас же перебежать через комнату и броситься на мягкое ложе. Мебель палисандрового дерева была отполирована до блеска и пахла лимонным маслом. Свежий приятный аромат множества желтых роз в тончайших фарфоровых вазах разносился по комнате.

Лишившись дара речи, Анжи стояла, робко озираясь вокруг и спрашивая себя, не сон ли это и не проснется ли она снова в своей тесной спаленке дома под звуки отцовского храпа, доносящегося сквозь тонкие стены.

— Сеньорита, — донесся до нее голос Делорес из-за внутренней двери. — Я наполняю ванну. Пока вы будете купаться, я распакую ваши вещи.

— Нет, — поспешно возразила Анжи, бросившись к комнате, из которой слышался голос Делорес. — Я… пожалуйста, мэм, если вы не возражаете, я бы предпочла распаковать их сама. — Анжи умоляюще смотрела на служанку.

Делорес пожала плечами и улыбнулась девушке:

— Сеньорита, вы не были раньше служанкой, нет?

— Нет, Делорес, не была, — Анжи не хотела говорить, что ей просто было бы стыдно, что у нее нет ни пижамы, ни ночной рубашки среди ее личных вещей, и что единственный способ скрыть это — распаковать свои вещи самой.

— Ничего, мы вас скоро избалуем, bonita, — Делорес подошла к Анжи и ласково потрепала ее по розовой щечке. — Не желаете, чтобы Делорес помогла вам принимать ванну?

Мягкий мерцающий свет от дюжины белых свечей в серебряных подсвечниках окутал обеденную залу теплой убаюкивающей пеленой. Хрустальные бокалы и белоснежный китайский фарфор сверкали на кружевной скатерти, а белые розы, плавающие в наполненных водой серебряных чашах, украшали длинный стол. Анжи с напрягшейся спиной и скованным спазмами горлом села очень прямо на своем высоком стуле. Ее алое платье было мало, низкий корсаж оставлял открытой ее полную грудь, не прикрытую ни камисолью, ни платком. Анжи чувствовала себя выставленной напоказ и знала, что должна вести себя очень осторожно, чтобы не показаться нескромной.

Но мысли о платье вскоре сменило беспокойство о том, как правильно держать серебряную ложку. Глядя в тарелку и чувствуя, что ее руки нервно подрагивают, она услышала, как Баррет МакКлэйн со своего места во главе стола сказал командным тоном:

— Склоним наши головы и возблагодарим Господа.

Анжи сидела слева от Баррета МакКлэйна. Напротив нее мисс Эмили с убранными вверх черными волосами и теплыми ласковыми глазами медленно склонила голову. По правую руку от нее Пекос МакКлэйн, чья тускло-желтого цвета расстегнутая рубашка обнажала его смуглую грудь, забавлялся серебряной солонкой.

Анжи низко склонила голову.

— Благодарю, Господи, за хлеб насущный. Щедрость Твоя неизбывна, и мы, Твои слуги, благодарны и недостойны вечной милости Твоей. — Громкий голос Баррета МакКлэйна окреп и возвысился в молитве, а Анжи с закрытыми глазами отчаянно старалась не думать об иссиня-черных волосках, вьющихся из-под распахнутой рубашки на смуглой широкой груди человека, сидящего напротив.

— И, Господи, мы благодарим Тебя еще и за то, что оградил от беды и сохранил этого прелестного ребенка… — Молитва продолжалась и продолжалась.

Анжи медленно открыла глаза, хотя голова ее оставалась низко опущенной. На другом конце залитой светом канделябров прозрачной кружевной скатерти смуглая крепкая рука все еще играла с серебряной солонкой. Зачарованная, Анжи наблюдала за этими пальцами, длинными и смуглыми, которые медленно скользили от округлой гладкой крышечке серебряной солонки вниз к расширяющемуся донышку, повторяя вновь и вновь эти медленные неторопливые поглаживания. Рука Пекоса была гладкой и ухоженной. Анжи почувствовала, как запылало ее лицо, когда в мозгу вдруг мелькнула мысль, что эти мужские руки, возможно, чувствовали бы себя так же вольготно и на ее теле. Ненавидя себя за слабость, она страстно хотела поднять голову и посмотреть на Пекоса, пока его темная голова была опущена, а глаза закрыты.

Анжи украдкой взглянула на седовласого молящегося Баррета МакКлэйна и мисс Эмили. Оба сидели с плотно закрытыми глазами и склоненными головами. Анжи была уверена, что в такой же позе сидит и Пекос. Она попробовала приподнять голову и задохнулась. Его голова была неуважительно выпрямлена, а взгляд серых глаз прикован к ней. Подмигнув, он улыбнулся ей, его белые зубы ослепительно сверкнули на смуглом лице. Под столом его нога в кожаной туфле подталкивала ее ногу, по лучикам в его глазах она понимала, что это именно его нога. Анжи почувствовала, как его большая нога скользнула между ее туфельками, и мысленно выругала себя за то, что ее ступни не сдвинуты вместе. Гладкая кожа сапога прикоснулась к ее голым лодыжкам и начала медленно продвигаться вверх по ее ноге.

Оторвав глаза от него и закрыв их так плотно, что стало больно, Анжи снова склонила голову. Нескончаемая молитва Баррета продолжалась в непрерывном благодарении Бога за все милости. Анжи молилась про себя. Она молилась о том, чтобы никогда не оставаться наедине с порочным и непочтительным человеком, который поглаживает сейчас ее ногу.

— Аминь, — наконец сказал Баррет МакКлэйн, и Пекос эхом повторил за ним: — Аминь.