– И все?.. Больше ничего не добавите?

Марк бросает Ферфаксу найденный башмак.

– Отчего же, добавим. Этот человек трудился в типографии Университета Фаунтерры. Преступники подкупили его, чтобы что-то узнать. Возможно, содержание книги, которая пока еще не выпущена. Позапрошлой ночью они приехали за ним в экипаже, усадили в кабину и принялись расспрашивать. Он потребовал деньги вперед, они заплатили. Он стал говорить, они слушали. Тем временем карета выехала за город и двинулась по этой дороге. Едва он сказал все, что злодеи хотели узнать, они накинули ему на шею петлю и задушили. Отняли обратно свои деньги, а заодно – и те, что были у жертвы. Затем выкинули тело в ручей. Их было двое, оружия при них не было. Карета темная, закрытая, со шторками на окнах, запряженная парой лошадей. После убийства поехали дальше на юг. Желаешь что-то еще узнать, господин помощник шерифа?..

Ферфакс таращится на Марка с насмешливым недоверием:

– Может быть, еще имена убийц назовете?

– Да ладно тебе! – фыркает Марк. – Узнайте хоть что-то сами! Идем, Рыжий.

Парень вылезает на дорогу, спешит за начальником, на ходу вытирая руки. Спустя несколько минут они уже катят в сторону столицы. Исторгнув могучий рев, их обгоняет поезд с гербами Литленда.

– Едва окажемся в столице, пошли человека в типографию, – говорит Марк Рыжему, когда утихает гул состава. – Черновик последнего «Голоса Короны» – мне на стол.

– Думаете, это из-за «Голоса Короны» его?..

– Конечно! Из-за чего еще?..

– Да, чиф.

– Дневную сводку прикажи подать мне к обеду, в кухню. Похоже, другого времени прочесть ее не будет.

– Да, чиф.

– Сегодня до полуночи хочу увидеть таких людей: старших дознавателей по делу герцога Альмера – пусть явятся с докладами; алого капитана Бэкфилда, затем – Клемента и Дойла, и еще – секретаря Итана.

– Да, чиф. Позвольте заметить, с капитаном будут трудности. Он гонорист. Потребует, чтобы вы сами шли к нему…

– Нет времени за ним бегать. Предстоит прогулочка по темницам часа на два. Потом слушать дознавателей, потом читать сводки. Сделай так, чтобы капитан явился сам. В крайнем случае, скажи ему… кто там его Праматерь?

– Люсия.

– Так вот, скажи, что я купил суку и назвал ее Люсией. Капитан прибежит за сатисфакцией, там и поговорим.

– Да, чиф.

– Попробую поспать до столицы. Неясно, когда еще доведется.

Надвинув шляпу на глаза, Марк откидывается на спинку. Но вскоре приподнимает поле шляпы:

– Да, и вот еще. Ты молодчина, хвалю.

– За что, чиф? Осмотр тела?..

– Осмотр так себе, не обольщайся. Ты ничего не понял из того, что увидел. Но почуял, что это дело может быть важным, – и оно действительно может. Если так и случится, получишь елену.

Рыжий снова благодарит, недолго молчит. Нерешительно спрашивает:

– Чиф, а не скажете ли, откуда… ну, как вы…

– Сам скажи мне.

– Ммм… вы нашли башмак. На дороге, но чуть дальше. Значит, они приехали в карете, башмак зацепился за порог и остался в кабине, когда выбрасывали тело, но потом убийцы заметили его и выкинули следом. Отсюда же ясно и то, в какую сторону ехали.

– Верно.

– Ну… Жертву удавили веревкой. Кинжалы или шпаги носят все, кому не лень, но вряд ли кто-то постоянно держит в кармане веревку… Значит, к убийству готовились. Беднягу сажали в карету уже с намерением убить. Чтобы не отмывать от крови кабину, в качестве орудия выбрали удавку.

– Дальше.

– Мертвец одет по-городскому, значит, садился в экипаж еще в столице. Зачем убийцы привезли его сюда? Не для того, чтобы спрятать тело: можно было бросить в Ханай или оставить в трущобах на окраине… Из этого ясно, что убийцы хотели поговорить с ним по дороге. Маршрут выбрали так, чтобы все больше удаляться от людных мест, а чтобы бедняга не видел этого, зашторили окна. Пока он говорил, был жив. Как только преступники услышали все нужное, задушили его и выбросили труп.

– И это верно.

– Что работал в типографии – наверное, поняли по чернилам на его руках… но ведь вы даже не посмотрели на пятна!

– И не нужно было. Вода не смыла пятна – значит, это типографская краска, а не чернила.

– Как вы узнали, что убийц двое и без оружия? И что карета темная, без гербов?

Марк усмехается.

– Ну, будь их больше да при клинках – он побоялся бы ехать с ними. А что до кареты, неужели ты подался бы на грязное дельце в белом экипаже с золотыми вензелями на боках?

Он вновь закрывает глаза.

* * *

Когда человек старается что-то скрыть, он применяет стратегию. Полагая, что ложь – дело непростое и опасное, не позволяет себе действовать наобум, отдаться на волю случая, хотя это и было бы лучше всего. Он силится выстроить свою речь предельно логично и связно, забывая о том, что в обычной жизни слова простого человека полны неувязок. Смертельно боится показаться странным, вести себя подозрительно, хотя кто не ведет себя странно на допросе?

Человек, старающийся что-то скрыть, планирует свои действия, как сражение. Он выбирает тактику, продумывает пути к отступлению и обходные маневры. Его мысли так упорно заняты планированием, что взгляд становится пустым или, напротив, мучительно сосредоточенным. По одному лишь этому выражению глаз уже можно понять, что человек лжет, и даже – о чем лжет. А тактик лжи имеется несколько.

Одни допрашиваемые принимаются говорить много и без умолку, о чем попало – важном и неважном, уместном или неуместном, во всех деталях, какие смогут припомнить. Такая тактика проста: в страхе человеку легче говорить, чем молчать. Безудержный поток речи смягчает отчаяние узника, а вот дознавателя, напротив, сбивает с толку. Что в этом потоке существенно, а что нет? Что запомнить, что пропустить мимо ушей?..

Другие лгут прицельно и изощренно. Изобретают сказку – как можно более гладкую, правдоподобную. Ее и выдают дознавателю, всеми силами стараясь, чтобы поверил. Люди крепкие порой готовы даже терпеть пытки какое-то время, а лишь затем – словно через силу, с болью в голосе, с ненавистью к собственному малодушию – начать излагать вымысел. Если узнику достанет хладнокровия, чтобы лгать напропалую, невзирая на боль и угрозы, дознаватель почти наверняка купится. Сам Марк, пожалуй, выбрал бы именно эту тактику.

Третьи упрямо молчат. Сурово, твердокаменно, наперекор всему. Когда становится невтерпеж, выкрикивают оскорбления, плюются ненавистью. К такой тактике нередко прибегают дворяне, уверенные, что молчание не запятнает их чести, в отличие от вранья. Глупо. Молчание – слабейшая из тактик. Когда молчун сломается, он неминуемо скажет правду – такова уж природа. А ломаются в конечном итоге все…