Теперь нужно было позаботиться о том, чтобы не сгореть заживо. Слава богу — подоспели по пожарные, принявшиеся усердно поливать дом из брандспойтов. Потоки воды хлыну­ли в гостиную, безнадежно испортив паркет и мебель.

— Ужасная история! — всплеснул я руками. — Кто тебя хо­тел убить? Террорист? Экстремист-ваххабит?

Ксан снисходительно улыбнулся. Видно, его забавляли мои наивные предположения.

— Первое, что мне пришло в голову — это связано с «Аль-Халидией». Иные варианты в голову не приходили.

Исходив все комнаты, чтобы удостовериться в отсут­ствии очагов возгорания, лихие брандмейстеры не постес­нялись взять с хозяина мзду. Собственно, деньги предложил сам Ксан, который знал — в этой стране служивый люд полу­чает копейки и не стесняется принимать подношения. При­шлось выдержать и общение с полицейскими. Еще бы! Не каждый день поджигают виллу сотрудника ООН. А в том, что речь идет о поджоге, сомнений не оставалось. В палисаднике нашли полуобгоревшую канистру из-под бензина и жженую тряпку, которую использовали в качестве фитиля.

Ксан умолчал о покушении на его жизнь и согласился с констеблем, предположившим, что канистру взорвали местные исламисты, наслушавшиеся воинственных призывов муллы.

Когда полицейские и пожарники наконец удалились, он,почувствовав смертельную усталость, опустился на тот са­мый диванчик, на котором его пытали. Диванчик пропитал­ся грязной водой, она хлюпала под подушками и просачива­лась сквозь обивку. Стало себя жалко. И потому что дом при­обрел абсолютно непотребный вид, а до утра убираться не­кому, и потому что его хотят убить.

За горестными раздумьями Ксан не заметил, как погру­зился в состояние дремотного оцепенения. Едва ли он мог сказать, сколько проспал — пять минут или два часа. Его раз­будил шум, доносившийся с кухни. Скрипнула дверца, из кра­на полилась вода. Конечно, это он, этот мерзавец! Вернулся,чтобы закончить начатое.

Краем сознания Ксан понимал, что этого не может быть.С какой стати убийце идти на кухню, что-то готовить или мыть руки? Но голос разума был слабым и перебивался уве­ренностью, что кроме убийцы там быть некому.

К Ксану вернулось присутствие духа. Он бесшумно под­нялся, прокрался к платяному шкафу и нащупал плоский«вальтер» на одной из полок. Снять с предохранителя, от­править в ствол патрон. Легко пройти по коридору, главное не медлить, все на одном дыхании, левая ладонь аккуратно обхватывает ручку двери, рвануть на себя, стрелять без про­медления, он уложит негодяя наповал. Однако за долю се­кунды, отделявшую «фазу номер один» (открытая дверь) от«фазы номер два» (огонь на поражение), Ксан сообразил, что в кухне хозяйничает женщина.

За варившимся на плите кофе наблюдала Тасмина. Услы­шав, как распахнулась дверь, испуганно обернулась. Слава богу, не увидела пистолет, который удалось незаметно спря­тать за спину. Улыбнулась, отбросила со лба прядь волос.

— Ты спал. Я подумала — захочешь кофе.

Ксан попытался сказать, что да, очень захочет, но горло полоснула боль.

— Молчи! — встревожилась Тасмина..

Кофе они пили в спальне (в разгромленной гостиной на­ходиться было немыслимо), и в неярком свете торшера жизнь представилась вполне терпимой.

Когда они расстались, Тасмина взяла такси. На душе было скверно от ссоры, которая грозила перерасти в разрыв. Добрав­шись до дома, она отпустила водителя, взяла свою машину и поехала к Ксану. Сразу войти не решилась. Вдруг хозяин в ван­ной или ложится спать. Пробралась к окну, заглянула внутрь.

Ксан не мог не отметить ее спокойствие и выдержку: Тасмина не запаниковала, не стала кричать, стучаться в сосед­ние дома. Вместо этого позвонила в штаб протиповожарной охраны, затем вынула из машины запасную канистру с бен­зином, подтащила к забору. Самым сложным оказалось найти фитиль. Она взяла свою дупатту, скомкала, воткнула в гор­ло канистры, чтобы ткань пропиталась бензином. Когда слух резанула сирена, оставалось только щелкнуть зажигалкой.

После слов благодарности воцарилось молчание. Прошло полминуты, пауза затягивалась. Ксан сосредоточенно думало женщине сидевшей рядом с ним.

Тасмина встала, оправила платье, посмотрела с неожи­данным вызовом.

— Я могу уйти. Но, если хочешь. Помнится, ты хотел меня трахнуть.

Грубая фраза ошеломила Ксана, и женщина позволила себе усмехнуться. Этакая ироничная усмешка отлично соот­ветствовала образу циничной и уверенной в себе дамы, ко­торый она ловко на себя примеряла.

— Передумал? Или после всех твоих шлюх на обычную женщину у тебя уже не стоит?

Ксан зло глянул на нее.

— Разденься.

Она колебалась недолго. Подошла почти вплотную, од­ним движением стянула через голову шелковую куртку. За ней последовали шаровары, она осталась в трусиках и лифчике.Круглые груди, плоский живот. Бедра, пожалуй, широкова­ты, но это скрадывалось прямой осанкой, стройными нога­ми. Ксан подвел ее к кровати, крепко обнял за плечи, но це­ловать не стал: резко толкнул, она упала навзничь. Ксан тя­жело опустился на нее, рывком развел ноги.

— Хочешь быть одной из моих шлюх? Только не рассчиты­вай, что я буду тебя целовать. Просто трахну, как ты просила.

Любовный акт получился скомканным. Впрочем, Тасми­на не подала виду, что она чем-то недовольна или рассчиты­вала на большее. Какое-то время они лежали, не двигаясь ине разговаривая. Затем Тасмина поцеловала его, погладила по плечу и тихо прошептала:

— Ты должен отдохнуть.

Нежные пальцы скользили по коже, массировали самые чувствительные места. По телу растекалось блаженное оце­пенение, сознание затуманилось. Когда он проснулся, Тасмины уже не было.

Итак, они стали любовниками, роман стремительно раз­вивался. То, что они скрывали свои отношения, придава­ло им пикантности и романтики. Но это была игра с огнем: связь с немусульманином могла обернуться для Тасмины се­рьезными неприятностями. Нравы в Пакистане были сродни тем, которые процветали в нацистской Германии, с той лишь разницей, что там карали за секс с евреями. Имелось еще об­стоятельство, о котором не следовало забывать. Отец Тасмины тотчас бы проклял дочь, узнав о ее прегрешении. В один из вечеров Ксана пригласили к Юсуфзаю на обед, и тот го­ворил о падении нравов, распущенности, повсеместном на­рушении шариата.

Тогда отмечали праздник весны басант, во время кото­рого правоверные давали волю страстями — пели, танцева­ли, запускали с крыш домов тысячи воздушных змеев и даже употребляли алкоголь. Юсуфзаю довелось посетить концерт популярной рок-группы — его давали в знаменитом лахорском форте. Солистка — деваха в прозрачном шальвар-камизе— кривлялась на сцене, провоцируя зрителей. Некоторые мужчины, не стесняясь, мастурбировали. Юсуфзай расска­зывал об этом, багровея от возмущения.

Как-то ночью Ксана разбудил телефонный звонок, и он услышал срывающийся голос Тасмины. Без объяснений она сообщила, что едет к нему. Ксан почувствовал, что речь не идет о любовных утехах, и оказался прав: Тасмина приеха­ла с отцом.