Из полиции мы.

— Не надо два раза подряд говорить. Я работаю здесь, а не лечусь. А что касается реабилитации, так это вы у своих коллег спросите. Больным сейчас недели две нужно будет, чтобы успокоиться.

— Ладно, — отрезал Саша. — Где больной по фамилии Русенков?

— Так ваши его и увезли. Этот, ненормальный… Как его? Стариков, что ли? Он и увез.

— Куда увез? — ошеломленно спросил Никитин.

— Вы меня спрашиваете?

— Пойдем! — сказал Саша Сергею и направился к выходу.

По ходу движения он рассматривал отпечатки подошв спецназовских ботинок, оставшиеся на дверях кабинетов, и слушал болтовню Черникова и девушки. Размеры обуви были не менее сорок четвертого, а разговоры Черникова — не более чем треп.

— А вы учитесь где? В медицинском? Ну, надо же! А у меня сестра там занимается! Вы на каком факультете? Педиатром будете? Ну что же, по специальности практику выбрали. А сестра гинекологом решила стать. Говорит, что это — ее призвание. А я против такого выбора. Не женское это дело. А вы Рак по знаку зодиака? Нет? А почему кулончик носите? А вы работу во сколько заканчиваете? Можно было бы посидеть где-нибудь, поспорить. Сестра говорит, что медики в основном в «Сингапуре» отдыхают.

Никитин улыбнулся, услышав про «Сингапур».

Да и врал Черников. Нет у него сестры и никогда не было.

— Хороша дивчина, да, брат Никитин? — Черников игриво подмигнул Александру, выворачивая руль на стоянке ГУВД.

— Вот ты и прояви все свое обаяние. Узнай, чем занимался в лечебнице Шостак. Что-то она все равно должна была видеть. Коллектив больницы, как и любого другого учреждения, — маленький колхоз, где все про всех все знают. Из полученной информации выкинь две трети — это сплетни, а остальное смело используй в работе. Буду выделять тебе время для конспиративных встреч. По ночам.

— Только по ночам? — разочарованно протянул Сергей. — Почему? Нужно базу сначала заложить, фундамент…

— Вот и закладывай по ночам. Самое время.

— Нет в тебе лирического начала, Никитин, — вздохнул Черников. — Один голый практицизм.

— Это в тебе один практицизм. Голый. Жениться тебе, барин, пора. А то ты как начальник строительно-монтажного управления. Одни фундаменты закладываешь, а стены строить забываешь… Черников, я не ошибаюсь в своих догадках, видя на лавочке у входа некоего гражданина?

Сергей посмотрел в лобовое стекло.

— Это Матвеич. Свидетель убийства Верника. Что он здесь делает?

Слесарь в отставке уже третий час ждал прибытия Никитина.

— Здравствуйте! — обрадовался он, заметив оперативников. — А я вас жду!

— Зачем? — буркнул Черников.

Закрывая машину, он искоса посмотрел на Матвеича.

— Хочу изложить свое видение момента. Убийцу надо брать теплым.

— Чего-чего? — Никитин рассмеялся.

— Говорю, убийцу надо брать теплым! — погромче повторил Матвеич, после чего двое полицейских, курящих у входа, обернулись.

— А он нам холодный и не нужен, — недружелюбно бросил Сергей и потянул Никитина за рукав.

Матвеич остался недоволен разговором. Его опять отправили восвояси. На этот раз до завтра.

Никитин так и сказал:

— Если что умное в голову придет, приходи завтра.

Дураки менты. Им помощь предлагаешь, а они рыло воротят. Потом стонут по телику — население, мол, нам не помогает. Матвеич со злостью плюнул под ноги на асфальтовую площадку перед ГУВД и поднялся со скамейки.

— Стоять, гражданин! Вы чего как верблюд харкаете в общественном месте?

Перед слесарем стоял старшина полиции одного с ним возраста.

— Я не в общественном… — пролепетал слесарь.

— Пойдемте со мной, уважаемый. — Матвеич почувствовал, как его взяли под локоток. — У меня тут, в подсобке, метла лишняя завалялась. Где паспорт, гражданин?

Когда Никитин и Черников зашли в кабинет, им пришлось замереть на пороге. Картина и на самом деле была необычной. Стариков и Саморуков сидели нормально, на стульях, а на столе Никитина расположился Русенков. Все трое пили чай с булочками. Больной Русенков закатал рукава пижамы до локтя, чтобы было удобнее, и черпал столовой ложкой смородиновое варенье прямо из банки. Он смотрел на Никитина смеющимися глазами и болтал одной ногой.

— Знаешь, что было самое трудное все эти три месяца? — спросил он, обращаясь к Александру. — Не угадаешь. Не курить! А под блаженного молотить — это два пальца об асфальт. У меня по актерскому мастерству всегда «отлично» было. Как-никак четыре года в Ленинградском институте театра, музыки и кино. А это не шутка.

— Что здесь происходит? — обалдело спросил Черников.

Русенков облизал ложку, соскользнул со стола, подошел к руководителю убойного отдела ГУВД и заявил:

— Ну вы и чудаки.

— Не понял?! — взревел Черников, шагая к Русенкову. — Это ты кому?! Я в этом кабинете только одного чудака вижу!..

Русенков вернулся к столу и вынул из пачки Старикова сигарету.

— Три месяца коту под хвост! «Нам бы обвенчаться». «Марианна, любовь моя!» Тьфу, блин! Четыре экспертизы на невменяемость прошел, два курса шоковой терапии, мать-перемать! Я понял, что все рухнет в один момент, когда первый раз увидел ваши физиономии в ЦПЛ! Такие горячие парни, как ты, Никитин, получив один раз по носу, обязательно полезут туда же во второй раз!

— Что здесь происходит? — Черников изо всех сил старался сохранять спокойствие и поглаживал свой огромный кулак.

Если бы в кабинете сейчас не было Никитина, почему-то совершенно спокойного, то псих после первого же удара замертво упал бы на пол.

— Кто ты и откуда? — спросил Саша, не дожидаясь ответа на вопрос Черникова.

— Зотов Антон Владиславович, — представился человек в пижаме. — Российское отделение Интерпола. А вы, наверное, Мурманск, задрали как хорек курицу, своими запросами, да? Кто такой бывший мент по фамилии Русенков?

— Точно, — подтвердил Стариков, поднимая со стола распечатанный конверт. — Ответ пришел. Был у них такой сотрудник уголовного розыска.

— У вас есть какая-нибудь одежда? — Зотов потрепал за воротник свою пижаму. — Я, понимаете, не надеялся на столь быстрое выздоровление, поэтому не запасся подходящими вещами.

— Найдем, — пообещал Никитин. — Так чем же заинтересовал Интерпол гражданин Шостак? Я смотрю, он просто нарасхват.

Через полчаса Зотов, Никитин и Черников сидели в небольшом кафе у ГУВД и потягивали пиво из высоких стаканов.

— Господи, три месяца без сигарет и пива! — периодически восклицал Зотов, прерывая свой рассказ.