Так уж получилось, что для семьи Баннервортов это была последняя поездка на континент, поскольку в следующем году их щедрого родственника, выделявшего им средства на круизы по разным странам, не стало. К тому же, смерть отца, уже описанная нами, лишила Флору какой-либо возможности вновь съездить на материк и встретиться там с Чарльзом Голландом до окончания его двухлетней учебы в Италии.

Вполне понятно, что при таком стечении обстоятельств влюбленная Флора и слышать не желала об отъезде из дома, куда должен был приехать ее Чарльз. А Генри ради счастья сестры готов был пойти на любые жертвы. Вот почему Баннерворты не продавали поместье и упорно переносили все беды нищеты, ожидая появления Голланда. Молодые люди уже считали его членом своей семьи и хотели услышать мнение Чарльза о дальнейшей судьбе их владений.

Хотя не все разделяли их точку зрения. Одним из таких исключений был мистер Маршдел. Являясь дальним родственником миссис Баннерворт, он в юности питал к ней искренние и нежные чувства. Однако она в ту пору, со свойственным всем юным девам легкомыслием, избрала из нескольких поклонников самого наихудшего — того, кто после свадьбы обращался с ней с холодным безразличием и почти не обращал на нее внимания.

Ее мужем стал мистер Баннерворт. Вся последующая жизнь заставила женщину осознать ту ошибку, которую она совершила в юности. И несмотря на безмерную любовь к своим детям — единственной радости ее материнского сердца — она часто сожалела о глупых фантазиях, приведших к такому безрадостному выбору.

Через месяц после смерти мужа одна из служанок сообщила хозяйке, что в холле ее ожидает мужчина.

Это был мистер Маршдел. Она всегда относилась к нему с нежностью, а тут еще добавилось удовольствие от встречи с тем, кто знал ее в лучшие годы. Миссис Баннерворт встретила его, как старого друга, и предложила ему погостить какое-то время в их особняке. Мистер Маршдел позволил ей уговорить себя и вскоре своим благородством, честностью и интеллектом завоевал любовь и уважение всего семейства.

Он много путешествовал и при желании прекрасно рассказывал о том, что видел. То есть, он мог быть не только мудрым советником, но и веселым компаньоном. Его обширные знания о том, чего молодежь почти не знала, его рассудительность и спокойное поведение настоящего джентльмена, с которыми молодым Баннервортам редко доводилось встречаться, сделали Маршдела желанным и почитаемым членом семьи. Он всю жизнь прожил в одиночестве, не имел ни жены, ни детей, поэтому чувствовал себя в кругу новых друзей и прежней возлюбленной наверху блаженства.

Конечно, по правилам приличия, он не мог предлагать им оплату за стол и кров, но чтобы не обременять и без того небогатое семейство, мистер Маршдел дарил Баннервортам различные подарки, останавливая свой выбор не на декоративных поделках, а на нужных и функциональных вещах, на которые им пришлось бы тратиться в любом случае. Мы не знаем, замечали ли эту хитрость хозяева дома, но если и замечали, то, очевидно, им нравились подобные знаки внимания. Во всяком случае, они не отказывались от подарков Маршдела, и это доставляло ему истинное удовольствие.

Вот, вкратце, та ситуация, в которой оказалось семейство Баннервортов. И это положение вещей было на грани резких перемен, которые надвигались стремительно и мощно.

Какими бы сильными ни были чувства обитателей старого особняка к родовому гнезду, они в корне изменились после появления такого страшного и необычного гостя, как вампир. Мы и сами не знаем, что переживали бы на их месте. Этот визит оказал на всех серьезное воздействие — как на хозяев, так и на слуг. На следующее утро Генри пришлось рассчитаться с тремя служанками, которые больше не желали работать в его доме. Он прекрасно понимал причину их ухода и даже не пытался отговаривать этих женщин, ссылаясь на нелепость суеверия, которое уже сам принимал за истину. Да и как он мог оспаривать существование вампира, когда видел его собственными глазами?

Генри спокойно расплатился со служанками и позволил им уйти, не вступая в споры. Однако времена были тяжелые. Возможно поэтому остальная челядь, пусть даже со страхом и дрожью, решила сохранить свои места. Тем не менее уют родового поместья был полностью утерян, и слуги начинали подумывать о поисках другой работы.

Окончательное решение. — Ночная дорога. — Церковь. — Посещение склепа.

Генри и Джордж разбудили сестру и, решив не рассказывать ей о делах минувшей ночи, завели беседу в шутливых и добрых тонах.

— Видишь, Флора, — сказал ей Генри, — этой ночью тебя никто не тревожил.

— Как долго я спала!

— Да, и надеюсь, ты видела приятные сны.

— Мне ничего не снилось. Но сейчас я чувствую себя лучше и свежее.

— Хвала небесам! — с улыбкой воскликнул Джордж.

— Если вы позовете ко мне матушку, я с ее помощью встану.

Братья вышли из комнаты, сочтя за благоприятный знак тот факт, что Флора уже не боится оставаться одна, как это было предыдущим утром.

— Она быстро поправляется, Джордж, — сказал Генри. — Если нам теперь удастся убедить себя, что опасность миновала и что мы больше не услышим о призраке, то наша жизнь может снова вернуться в прежнее русло.

— Будем верить, что мы справимся с этим, Генри.

— И все же, брат, мой разум не успокоится, пока я не нанесу ему ответный визит.

— Ответный визит? Куда?

— В наш фамильный склеп.

— О, Генри! Мне кажется, ты должен отказаться от этой идеи.

— Я пытался. Я уже несколько раз отказывался от нее, но она вновь и вновь приходит мне в голову.

— Лично я против, брат.

— Послушай, Джордж! Все, что случилось с нами, заставило меня поверить в эти жуткие легенды о вампирах.

— Меня тоже.

— Я во что бы то ни стало хочу изменить такое положение вещей и найти какое-то доказательство об ратного порядка. Мне необходимо успокоить свой ум и сфокусироваться на другой стороне вопроса.

— Я понимаю тебя, Генри.

— В настоящий момент мы вынуждены верить не только тому, что нас посетил вампир, но и тому, что этот вампир — наш предок, чей портрет висит на стене той комнаты, в которую ему удалось пробраться.

— Да, истинная правда.

— Джордж, навестив наш фамильный склеп, мы могли бы положить конец одному из домыслов. Если мы найдем в гробу останки нашего предка, чей камзол схож с одеждой вампира, нам больше не придется возвращаться к этому вопросу.

— Но, брат, прошло столько времени.

— Почти сто лет.

— Неужели останки тела могли сохраниться?

— Конечно, тление должно было сделать свою работу. Но в гробу может находиться нечто такое, что позволит нам предположить естественный ход процесса. Я сомневаюсь, что за век от трупа ничего не осталось.