— Я — тоже, — произнесла она негромко. — Думаю, «замедленная» реакция заказчика на поиск документа связана с трудностями международной связи…

— Неужели? — Александр Борисович в своей слегка ироничной манере приподнял одну бровь. — Странно, что я таковых не заметил, когда пару часов назад звонил Патрику в Нью-Йорк… Единственной трудностью оказалось разбудить Вутер-вуда, а затем лишних пять минут ждать, когда же он закончит в этой связи ругаться…

Галочка тут же покраснела, а Слава Грязнов немедленно вмешался:

— Прекрати, Сань! Галя права: во-первых, твой Патрик — «свободный художник», застать его дома среди ночи проще, чем того же бизнесмена, частенько разъезжающего по всей стране и, возможно, миру… Во-вторых, звонить ему в это время, несмотря на ругань, удобно, у него профессия это предполагает! А Славский, между прочим, женат… Если заказчик он, то вряд ли станет такие вещи обсуждать при супруге! Кроме того…

— Все-все-все!.. — Турецкий изобразил на физиономии раскаяние. — Сдаюсь, я не прав, права капитан Романова… Володя, а ты чего молчишь?

Круглолицый, спокойный внешне Яковлев, всегда обманчиво медлительный и невозмутимый, едва заметно покачал головой:

— Жду, когда вы договорите, Александр Борисович… Насколько понимаю, рабочих версий будет минимум две?

— Вот! — Турецкий притворно нахмурился и обвел взглядом своих сотрудников. — Учитесь мудрости у Яковлева: сначала заполучить все возможные сведения и факты, затем их обдумать и только после этого составить собственное мнение! Скажу сразу, чем именно я озадачил Патрика: меня в первую очередь интересуют все нынешние связи Слав-ского с Россией — все контакты, как телефонные, так и физические. Имеются в виду возможные приглашения в Штаты Славским кого-нибудь из россиян. Это — раз! Во-вторых — состояние его счетов. Наконец, в-третьих, как говорится, дела семейные… Супруга, степень ее участия в делах мужа, чем занимается на данный момент Славский-стар-ший… Словом, все! Патрик начнет, как я и просил, с российских контактов, буде таковые имеются. Уверяет, что на это ему потребуется от силы день, после чего обещал мне отомстить и доложиться в точности, как я, посреди ихнего американского дня, который, как известно, у нас — глухая ночь!

Померанцев тут же фыркнул, за ним заулыбались остальные, даже особо хмурый в последнее время Вячеслав Иванович.

— Представляю, как твоя Ирина Генриховна будет рада! — подколол он друга.

— Зря иронизируешь, Ирина Генриховна будет именно рада! Забыл, как она рвется поучаствовать в нашем нелегком деле в качестве боевой подруги? Учти: я без иронии, она с прошлым делом не ошиблась в своих прогнозах ни разу! — В голосе Турецкого отчетливо слышалось нечто напоминающее гордость.

— Да помню я, помню, — буркнул Грязнов и пожал плечами. — Ума не приложу, что с ней такое случилось?… Обычно жены в таких ситуациях…

— Ладно, — прервал его Турецкий, сообразив, что вряд ли стоит рассуждать о своей личной жизни в присутствии оперативников и непосредственного подчиненного. Вон какие любознательные огоньки вспыхнули в глазах Померанцева! — Это мы отвлеклись совсем не по делу! — Он нахмурился и продолжил: — Итак, версия за номером два. Разумеется, речь пойдет о господине Банникове, на данный момент единственном живом из друзей, не считая Славского. Основания вам известны: в случае гибели остальных его доля резко увеличивается… На данный момент он у нас второй, и пока что последний, подозреваемый. Не исключено, что какие-то заинтересованные лица появятся после звонка Патрика, хотя это, конечно, вряд ли.

Грязнов одобрительно кивнул, остальные, наученные опытом Гали Романовой, предпочли никак не реагировать.

— Володя, — Турецкий повернулся к Яковлеву, — на тебе будут дела Банникова по его фирме. Все как обычно: выяснишь их состояние, пообщаешься с сотрудниками, разузнай, в какой степени фирма доходна или наоборот… Словом, не мне тебя учить.

Яковлев молча кивнул, быстро записывая в свой блокнот.

— Теперь ты, Галина Михайловна… Тебе придется нанести визит самому Виктору Александровичу…

— Вместе поедем, — поспешно встрял Померанцев.

— Ну а как же без тебя-то? — ухмыльнулся Турецкий. — Где ж ей без твоей помощи управиться со столь крутым мэном, к слову сказать, по мнению Сергея Иосифовича Баканина — ба-а-альшим женолюбом?…

Романова немедленно покраснела, отчего ее миловидное личико сделалось еще симпатичнее, зато Валерий ничуть не смутился:

— Александр Борисович, вы же знаете, насколько важны для любого следователя личные впечатления!

— А то! — Турецкий улыбнулся еще шире. — Да поезжай ты с Галочкой на здоровье, главное, не напугай Банникова еще больше, а то он и так, говорят, вовсю труса празднует. Протоколы дознания предыдущей беседы с ним я тебе передам, но, как ты сам понимаешь, откроют они нам мало что. Помимо грамматических ошибок того, кто их вел, ничего интересного. Запись разговора с Банниковым — тоже весьма паршивого качества… Не думаю, что она тебе вообще понадобится, сделаете свою. О чем пытать его, надеюсь, ясно?

— Конечно! — уверенно отозвался Валерий, а Галя просто кивнула.

— Ну-с, в таком случае будем считать, что старт по делу у нас состоялся! Ксерокопии необходимых документов возьмете в моей приемной у Наташи. Это пока все, работайте! — завершил Александр Борисович совещание почти что на официальной ноте.

Как всегда после оперативных совещаний по делам, которые они вели вместе, Слава Грязнов и

Турецкий остались вдвоем. И, тоже как почти всегда, Александр, подмигнув другу, извлек на свет бутылочку любимого обоими коньячка.

— А ты — ничего? — заботливо поинтересовался Грязнов, обнаруживший, что Саня орудует раненой рукой так же активно, как здоровой. — Я имею в виду… Тебе можно?…

— Славка, ты чего? — Турецкий удивленно воззрился на своего проверенного не только в работе, но и в застольях товарища. — Я ж не в желудок был ранен-то? С какой, спрашивается, стати нельзя?…

— А черт его знает, — добродушно отозвался тот. — Я в медицине ни хрена не понимаю! Ну, добро: коли можно, тогда — прозит!

Вячеслав Иванович поднял свою рюмашку, которую Турецкий успел наполнить, и с удовольствием управился с напитком одним махом. Последовавший его примеру Саня улыбнулся:

— Ну что, друг мой ситный, есть еще у нас порох в пороховницах?

— Само собой, есть! А чего это ты, Сань, такими, я бы сказал, стариковскими вопросами-то задаешься?

— Даже не знаю, что тебе сказать. — Александр Борисович неожиданно погрустнел и слегка ссутулился. И, поколебавшись, продолжил: — Смеяться не будешь?

— Не буду!

— Поверишь, Слав, отродясь никакими дурными предчувствиями не страдал! А в последнее время что-то неспокойно на душе… Вроде бы и никаких видимых причин нет — а неспокойно… Тревога какая-то, что ли… Знаешь какая?