– Слишком многие незаслуженно сидят в тюрьмах, – коротко заключил он.

Я же до сих пор уверен – он блефовал. С его-то связями… Тоже мне Мистер Вселенная! Хотя какая теперь уже разница. Он мог бы постараться защитить меня, когда я доберусь до цивилизации. Но по воле судьбы меня обвинят в убийстве его самого. К слову сказать, незаслуженно обвинят.

Мои размышления прервал запах акации. Я любил и ненавидел его. И чтобы не разбираться в своих чувствах, я просто избегал места с ней. Машинально остановившись, я осмотрелся, но не увидел источник. Собственно, если воздух пропитан фенилэтиламином, то и аромат воспоминаний можно было списать на него. Влюбленность в мозге вызывается ровно тем же веществом, что и страх. Для нее нужна лишь меньшая его доза. То есть с точки зрения эволюции любовь и страх – более чем родственные чувства и зависят лишь от концентрации в воздухе природного стимулятора.

Женя была мертва. Что я чувствовал, кроме страха перед ее отцом? Тосковал ли я по ее волосам, глазам, ребяческой улыбке? Ощущал ли я пустоту в сердце от единой мысли, что не смогу больше к ней прикоснуться, вдохнуть ее запах? Нет, не думаю. Женя однозначно делала мою жизнь специфической, насыщенной различными эмоциями. Ее яркая модельная внешность поднимала мою персону в глазах общества, где я собирал массу завистливых мужских взглядов и не меньше любопытных взоров женщин. В ее компании я чувствовал себя по-другому, если не сказать, кем-то другим. Но стоило нам остаться наедине, как все разговоры теряли смысл. Внутренне мы были дальше друг от друга, чем Марс и Венера.

В последнем классе мне предложили пройти отбор на городскую олимпиаду. Звездное небо было моей страстью, и я оказался одним из трех, кого рекомендовал наш учитель астрономии. Мы прошли в пустую классную комнату, где за высоким столом сидели директор школы и завуч. Долговязая Ирина Степановна в круглых очках раздала листы с заданием, торопливо убегая к другим женщинам, видимо, опасаясь, что электромагнитное излучение от большого взрыва непостижимым образом разнесет правильные ответы из ее головы по классу, если она еще на секунду задержится между парт. На листках в черном прямоугольнике виднелись четыре бледно-розовые сферы, каждая под своей буквой от «А» до «Г». Внизу была надпись: «Перед вами изображения Луны, звезды Гершеля, Плутона и кусочка ветчины. Под какой буквой спрятана ветчина?» Не знаю, оттого ли я ответил правильно, что у нас не было денег на ветчину и я не знал, как она выглядит, в отличие от Луны, Плутона и звезды Гершеля, но именно меня впоследствии отправили на городскую олимпиаду.

Я не особо волновался, чего нельзя было сказать о моих родителях. Вот они были по-настоящему взволнованы, мечтая, что в один прекрасный день их сын посвятит себя науке. Тогда я, возможно, был даже не против такого стечения обстоятельств. Раздался звонок на домашний, и отец горделиво записал адрес одной из престижных гимназий, где проходило собрание за день до самого события. Мать нагладила рубашку, и я, расстегнув в автобусе пару верхних пуговиц, вышел на остановке близ зеленого парка. В середине мая солнце пригревало по-летнему, а птицы наперебой щебетали, облюбовав душистые акации. Этот запах я помню до сих пор, и каждую весну он неизменно напоминает мне о ней. Той девушке, которую я в тот день встретил.

«Ты можешь начать с чистого листа, вот только почерк останется прежним…»

***

Школа была пуста в субботний день, и лишь из открытого класса доносилось шарканье швабры.

– Где актовый зал? – торопливо выкрикнул я, даже забыв поздороваться.

– Это в другом крыле. Иди направо, там будет коридор. Беги тудой, и там после столовой будет актовый зал. Усе подписано, найдешь…

«Усе, мальчик, беги тудой», – отозвалось в голове, и я усмехнулся.

– Пасибки!

– Спасибо надо говорить, – донеслось мне в спину, – молодежь пошла. Шо за пасибки такое!

Я опаздывал, но на этот раз без труда нашел нужную дверь. Робко отворив ее, я увидел ряды сидящих на стульях молодых парней и девушек. Перед ними, опершись о сцену, стоял пузатый мужчина и что-то звучно рассказывал. Я услышал шепот, и кто-то из учителей показал мне на свободный стул в последнем ряду. Наклонившись, будто заслоняя спектакль, я подбежал к своему месту и занял его. Седовласый профессор с аккуратной бородкой рассказывал о темах, из которых брались вопросы для олимпиады, и уже через десять минут я невероятно заскучал. Все это оказалось мне очень знакомым. Что-то я читал давным-давно, что-то совсем в недавнем времени, но ничего из сказанного не казалось новым или незнакомым. Посему мой любопытный взгляд пал на потенциальных соперников и соперниц.

Неподалеку от меня, нагнувшись вперед, сидела стройная длинноволосая блондинка. Я заострил внимание на ее узких джинсах, уходящих в широкий клеш. Клетчатая рубашка была расстегнута на целых три пуговицы и будоражила юношеское воображение. В следующее мгновение она, словно прочитав мои мысли, выпрямилась и застегнула одну из пуговиц. За блондинкой сидела темноволосая девушка. От ее профиля меня почему-то непроизвольно дернуло, и я опустил взгляд. Но, отдышавшись, снова глянул по диагонали. Прямой лоб переходил в тонкие извилистые брови, а на конце ее вздернутого носа можно было создать целую Вселенную. Там явно находилась мощнейшая черная дыра, затягивающая с головой в свою бездну.

Мне было жизненно необходимо привлечь ее внимание, и я решил задать вопрос профессору.

– На данный момент времени ученые могут взглянуть в просторы обозримой Вселенной на сорок шесть с лишним миллиарда световых лет… – бархатным голосом рассказывал тот, словно стараясь растянуть время своей лекции ровно на столько же.

Моя рука дерзко выпрямилась и слегка махнула ему, предлагая сменой тембра голоса расшевелить уснувших.

– Слушаю вас, – немного удивившись, произнес лектор.

Я встал. Несколько человек обернулось, но не она.

– Как так вышло, что мы можем заглянуть на сорок шесть миллиардов лет назад, если наша Вселенная существует всего тринадцать миллиардов и восемьсот пятьдесят миллионов лет?

Профессор поправил очки и оживленно подтянулся. Теперь на меня уже смотрели все. Я разыскал ее глаза и пропал в них.

– Ваше имя?

Голос профессора буквально выдернул меня из другой реальности.

– Молодой человек, ваше имя?! – повторил тот, пытаясь вернуть мое внимание.

– Антон.

– А по отчеству?

– Владимирович…

– Антон Владимирович, это очень хороший вопрос! В нашем институте мы всегда подталкиваем студентов находить ответы на их многочисленные вопросы самостоятельно. Если у вас есть версии, почему такое расхождение имеет место быть, то я с радостью выслушаю вашу гипотезу.

Мне нечего было предполагать, я прекрасно знал ответ.

– Ну, возможно, данное расхождение имеет место быть, – словно попугай, повторил я, – потому то космическое пространство, в свою очередь, имеет свойство растягиваться, словно резина. Именно из-за этого растяжения расстояние между галактиками непрерывно растет, а время прохождения потока света до них увеличивается.