большинстве своих частей. Выпивка была традиционной и неизбежной составляющей военного сообщества России; военные пили, если могли добыть выпивку: купить либо добыть путем грабежа на занятой территории. Другое любимое солдатами средство – табак – не было воспрещено (кроме как при несении караула, хотя часовые зачастую курили, за что их регулярно штрафовали командиры, а случалось, и убивали вражеские стрелки). Табак присылали с тыла в патриотических посылках, а местные жители передавали его солдатам на марше.

Азартные игры во время войны были запрещены, но процветали. Не нужно быть психологом, чтобы понимать, насколько привлекательны игры с высокими ставками для мужчин, живущих в мире, где правят бал слепая удача и смерть. В равной мере достаточно элементарных представлений о русской культуре, почерпнутых из великих произведений XIX века, чтобы знать, что азартные игры были обычным занятием представителей высших кругов. И все-таки практически у каждого автора и в грудах донесений о нарушениях дисциплины упоминается широчайшая распространенность и масштаб азартных игр среди солдат и офицеров. Вот два очень ярких примера: первый из отцензурированного письма прапорщика Богоявленского другу в Москву, написанного в конце 1915 года:

…с 7 по 16 ноября мы стояли в одной деревне, вот тут мы отдохнули: вина, водки, спирту, коньяку, всего чего хочешь, попойки были каждый день. Все ночи напролет играли в карты, я было выиграл рублей 950 и хотел отослать, да позавистничал и сел опять на другой день и, как обыкновенно бывает, не только эти, да и своих 260 р. проиграл и кончил играть совсем, а нашел другое удовольствие – тут много сестер «специальных», на каждой попойке они присутствуют и выпивают заодно; кроме того, тут много женок-варшавянок и т. п., они строят тыловые окопы, над ними есть надзирательницы (десятницы), эти уже не простые, а гимназистки и курсистки из Варшавы и др. городов, вот эти-то десятницы и есть «офицерские», а работницы «солдатские» Есть прямо писаные красавицы, как вообще все польки[35].

Это общение русских солдат с полячками не одобряло ни армейское командование, ни местное польское население. Обе стороны вяло пытались налагать запреты, но безуспешно. Как разъясняет Богоявленский, вино, женщины и карты были главными видами развлечений для солдат.

Песни были популярны, как на марше, так и в лагере, и некоторые даже дали себе труд разучить местные народные песни и включить их в свой репертуар [Simpson 1916: 146]. Физические упражнения и подвижные игры тоже были привычными занятиями. Один наблюдатель оставил отчет о том, чем занималось подразделение, которое он посетил. Солдаты играли в разные игры, включая олимпийские виды спорта, такие как прыжки в длину и в высоту, и ярмарочные, например лазанье по смазанному жиром шесту, бег в мешках и разбивание горшков битами, а также разновидность состязания, где несколько солдат должны были провезти тележку со стоящим в ней товарищем с палкой в руках под аркой, увенчанной ведром воды. Солдату нужно было попасть палкой в отверстие, расположенное под аркой, а неловкость приводила к «охлаждающему результату» [Simpson 1916: 145].

И все же эти занятия в свободное время зачастую диктовались отчаянием, порожденным духовной пустотой и глубоким унынием солдат, о чем говорит намного менее жизнерадостное письмо из 8-й армии, написанное в 1916 году:

Опишу тебе нашу незавидную жизнь в окопах и настроение, как среди офицеров, так и среди солдат. В настоящее время маленькое затишье, которое продлится недолго, как этот постоянно бывает. Сидим покуриваем или газеты старые перечитываем, как вдруг где ни возьмись часовой врывается в наши землянки и заявляет, что немцы выпускают клубы удушливых газов, конечно, вскакиваем, и все облачаемся в маски. Это, так сказать, предвестник атаки, ну конечно, сейчас и начинается баталия, которую, конечно, начинаем мы, дабы предупредить атаку. Так и теперь сидим и ждем с минуты на минуту какой-либо выходки со стороны немцев. Настроение у всех подавленное, грустное, хотя бывает иногда и веселье, собирается компания, достанут бутылочку-две чего-нибудь, приготовят незавидный ужин, ну конечно, после такого ужина и захочется побаловаться и в картишки, если, конечно, ничего не помешает. В общем, спокоя почти никогда нет, постоянно шум-гам от разрывающейся шрапнели или гранат. Надоело все это, право, хотелось бы уже отдыха, и такого постоянного. Солдаты тоже все устали, просят отпуск. У нас теперь снег выпал аршина полтора, стало холодно и на душе тоскливо. Все было бы хорошо, если быть хоть успехи были [36].

Таким образом, настроение русских солдат зависело от обычных вещей: погоды, пищи и боевых успехов. Они были не в большей и не в меньшей степени склонны к стоицизму или полны энтузиазма, чем другие солдаты. И точно таким же совершенно типичным было их желание найти виновного в своих несчастьях. В этом многие солдаты были склонны проводить сравнения. В начале войны у солдат было очень много законных жалоб. Они вполголоса сыпали крепкими ругательствами, видя на поле боя немецких врачей (и стреляя в них), в то время как у них самих почти не было медицинского персонала. Как мы увидим из главы 4, и солдаты, и гражданские с полным правом винили правительство и военных за неготовность медицинских служб. Точно так же многие русские солдаты и в лагерях военнопленных, и за их пределами знали, что русских пленных ждет самая тяжкая участь, потому что их правительство не заключило договоров с противниками. С течением времени Красный Крест смог улучшить ситуацию, но многие военнопленные были потрясены тем, как мало власти были озабочены их участью[37]. Наконец, что важнее всего, солдаты сравнивали снабжение. Они знали, что могут на равных состязаться в честном бою, но им было известно и то, что практически никакого честного боя им не предлагалось (по крайней мере, против Германии) с битвы при Танненберге и до 1916 года, и винили своих командиров в том числе и за это.

Гражданская жизнь на линии фронта

Переход России на военное положение затронул политические структуры в той же степени, что и общественную жизнь[38]. Русский Генштаб в разгар мобилизационного кризиса осознал, что существующие полевые уставы нуждаются в немедленном пересмотре. Поэтому 16 (29) июля Николай II, издав и отменив несколько указов о мобилизации, узаконил ряд руководящих принципов, в равной степени несовершенных и поразительно амбициозных. Эти новые правила устанавливали широко трактуемое понятие прифронтовой зоны, которая непосредственно контролировалась командованием действующей армии; это означало, что на всех территориях к западу от реки Днестр