Если мы добрались до Хоука, значит, мама в панике.

Мамин старший брат нереально крутой. Он служил с папой в военной разведке, но оказался единственным из их подразделения, кто вернулся домой из Ирака. Мой дядя попрощался с армией и теперь работает консультантом по вопросам безопасности.

Его конек?

Оценка риска и урегулирование кризисов.

– Мам, это не кризис.

– Тебе кто-то угрожает. Рид постоянно звонит, а теперь показался здесь. Я боюсь оставить тебя одну, когда выйду на работу. – Она достает сотовый. – А что насчет школы?

– Все утихнет.

– Ты правда думаешь, что я позволю тебе в понедельник пойти в школу, чтобы проверить твою теорию? – спрашивает она. – Тебе придется перевестись или наймем тебе репетитора.

– Мам, ты должна успокоиться. Я не могу перевестись в другую школу. Рид испортил мне колено и всем наврал. Он обманул тест, и теперь меня считают вруньей. Если убегу, он победит.

– Это не игра. Здесь нет победителя. Будь твой папа здесь, он сказал бы то же самое.

Ее голос надламывается.

Но его нет.

Мою грудь сжимает от знакомой тоски по папе.

– Мам, ты слишком остро реагируешь.

– Это лучше, чем потерять дочь.

Она набирает дядин номер и уходит на кухню.

Следующие двадцать минут я подслушиваю ее разговор с Хоуком.

– Мне не нужна оценка риска, – говорит мама. – Если ты считаешь, что он опасен, дальше можно не объяснять.

Это плохо.

Хожу по коридору возле кухни, но мамина речь не дает никаких намеков.

– Ты уверен, что это не доставит хлопот? – спрашивает она. – Ты сам по себе, и у тебя еще парни.

Мой пульс набирает скорость.

Не верю, что мама могла об этом подумать.

Врываюсь на кухню, когда она кладет трубку.

– Я не останусь у Хоука.

Он живет в мамином родном городе, Теннесси, с двумя сыновьями-близнецами. В последний раз мы виделись за полгода до папиной смерти. С тех пор я туда не возвращалась. Слишком тяжело. Теперь Хоук заезжает к маме, когда работа приводит его в окрестности Вашингтона.

– Твой дядя со мной согласен. Здесь опасно оставаться. Тебе кто-то угрожает, и мы понятия не имеем, замешан ли в этом Рид.

– Отлично. Я не вернусь в школу, пока все не утихнет. Буду обучаться на дому. Но я не могу уехать. Это будет похоже на побег.

– Мне плевать, на что это будет похоже.

– А мне нет. – Не позволю вранью Рида выкинуть меня из школы – или Вашингтона. Мама скрещивает руки.

– Это не твое решение.

– В таком маленьком городе, как Блэкуотер, наверное, даже нет физиотерапевта. Я не могу потерять стипендию. Не позволю Риду и ее забрать тоже.

– Менее чем в сорока минутах от Блэкуотер есть два государственных университета, а крупный город в часе езды. Хоук сделает несколько звонков, а я утром позвоню доктору Као.

Она все уже решила.

– Я не могу жить с Хоуком. Он захочет обсудить, что произошло с папой.

Я знаю, что папа умер в тоннеле под заброшенным зданием. Тоннель подорвали, и взрыв привел к обрушению. Хоук был на крыше близстоящего здания, продолжал наблюдать и прослушивать двустороннюю радиосвязь. Он все слышал. Затем участвовал в поисково-спасательной операции и читал отчет о вскрытии.

Но я не хочу знать детали.

– Хоук – твой дядя, и он тебя любит. Он не будет разговаривать о произошедшем, если ты сама не будешь задавать вопросы, – обещает мама.

– Не буду. Никогда.

Мама касается обручального кольца.

– Однажды ты, возможно, захочешь услышать историю целиком.

Внутри все сжимается, будто то, что осталось от моего сердца, стискивает рука.

– Я уже знаю, чем все заканчивается.

МАМА МЕНЕЕ ЧЕМ за двое суток организовала мой временный переезд и перевод в старшую школу Блэкуотер. Звонки с угрозой стали серьезной мотивацией. После ее разговора с Хоуком нам звонили еще три раза. Мама связалась с полицией, но они мало что могли сделать в этой ситуации, поэтому мы снова отключили телефон. Полиция предложила подать заявление на выдачу судебного запрета, чтобы отвадить от меня Рида, но это лишь бумажка.

Телефонный хулиган больше не звонил, но Рид написал одиннадцать сообщений, что раздражало еще больше.

Утром перед отъездом я вытащила из шкафа огромный чемодан и закинула в него кучу одежды. Чистую и грязную – все прошло отбор. Откуда мне знать, что понадобится в Теннесси? Моя семья всегда приезжала туда летом, а сейчас ноябрь.

Последними я закинула самые важные вещи – футбольные бутсы, хотя они мне не понадобятся, фотографию родителей с комода, потрепанного плюшевого зайца, с которым я спала, подарок от папы на мое пятилетие, и кривой браслет дружбы, который в начальной школе сделала мне Тесс.

Когда пришло время уезжать, мама не могла загнать меня в машину. В дороге мне не хотелось разговаривать, поэтому я заставила ее слушать нудные станции, где передают софт-рок. Это дало мне время подумать.

Осенний сезон должен был стать моментом моего триумфа, ведь я три года вела женскую команду к чемпионатам штата. А весной я бы продемонстрировала свои умения со сборной командой. Самое сложное должно было закончиться, но оно только началось. Хоук решил вопрос с физиотерапией – в этом переезде только это было важно для меня. Со мной согласился работать доктор, специализирующийся на спортивной терапии.

Через шесть часов дороги мама выключает радио прямо посреди «The Piña Colada Song», а значит, хочет поговорить.

– Тесс знает, что ты уехала? – осторожно спрашивает она.

– Ей рассказала Люсия. – Единственная из моих друзей, кто, похоже, верит мне. – Уверена, Тесс плевать. Последний наш разговор продлился меньше минуты, и она обозвала меня лгуньей. С тех пор мы не общались.

Мама съезжает с шоссе на следующем повороте.

– Правда все равно выйдет наружу. Так происходит всегда.

– Это такая банальность.

– Которая еще является и правдой.

После последних трех недель я уже ни на что не надеюсь.

Дорога превращается в двухполосное шоссе без «Макдоналдса» или автозаправок по обочинам, лишь зеленый знак гласит: Блэкуотер через 32 километра. Дорогу от километров пастбищ отделяет кривой деревянный забор, обмотанный колючей проволокой. Если не считать случайный потрепанный погодой сарай, снаружи ничего нет, кроме коров.