— Ничего, забудь.

В этот момент он заметил, на полу возле кровати что-то поблескивает. Он быстро подошел и поднял с пола сережку.

— Ты это увидела?

Лора нарочито небрежно взглянула на сережку. Она собиралась сказать «нет», но это, была бы, слишком явная ложь.

— Чье это? — спросила она, стараясь скрыть волнение.

Энди положил украшение на столик.

— Так, была тут одна…

Лора изменилась в лице.

Понятно, она не должна была ему доверять!

— Лора, я…

— Не надо ничего объяснять.

— Глупая, я же пошутил. — Он взял ее за руки. — Клянусь, это была всего лишь шутка.

— Смешно.

Он не мог сдержать смех.

— Как будто ты меня не знаешь…

Она отошла от него.

— А я тебя и не знаю. — Голос Лоры прозвучал достаточно резко. — Вот в чем все дело.

Энди покачал головой.

— Узнаю прежнюю Лору. Никогда не понимает шуток, пусть даже глуповатых. Зато всегда подозревает, что за ними что-то кроется.

— Я считаю, что вполне могу позволить себе удивиться, почему у моего мужа рядом с кроватью лежит женская сережка.

— Конечно, можешь. — По правде говоря, ему польстила ее ревность. — Плохо, что ты делаешь слишком скоропалительные выводы. Плохо, что ты не хочешь даже выслушать меня.

— Это не так.

— Нет, так. И всегда было так. Ты что-то для себя решаешь и никогда не меняешь своего мнения, что бы я ни говорил. Она переступила с ноги на ногу.

— А, по-моему, ты ничего и не говорил. Особенно относительно сережки или женщины, которой она принадлежит.

Энди улыбнулся. Да, это так похоже на Лору. Все как в старые добрые времена. Отбросить страх, готовясь к ссоре. Сейчас это может оказаться кстати.

— Это тебя очень волнует?

— Скорее, просто любопытно. Конечно, я не имею права вторгаться в твою личную жизнь, но мне не хотелось бы, чтобы ты лгал, особенно сейчас.

— Лора! Опомнись! Кто лгал? Это Сэм играла с сережкой. Может, няня ей ее дала, когда они наряжались.

— Хорошо. — Лора гордо выпрямилась. Как это все знакомо! — Но ты слишком агрессивен для человека, которому нечего скрывать.

Энди сосчитал про себя до десяти.

— Я агрессивен, Лора, потому что мне надоело все время оправдываться. Твои фантазии совершенно беспочвенны.

— Извини, я не помню всего о себе, — фыркнула она. — Но это ты настоял на том, чтобы я пришла…

— Я не говорю о твоей памяти, я говорю о доверии. Все эти подозрения — это же паранойя, и всегда ею были. И это не имеет ничего общего с твоей амнезией.

— Послушай, — сказала она обиженно, — я тут тычусь, как слепой щенок, нахожу чью-то побрякушку, а ты утверждаешь, что видишь ее впервые, и на меня же ругаешься!

— Я тебе объясняю так, как могу, — у меня нет другой женщины.

Лора сразу оттаяла.

— Ты мне этого не говорил.

Она посмотрела на него с любопытством.

— Говорил. Тысячу раз.

— Когда? — поинтересовалась она, скрестив руки на груди. — Припомни-ка хоть раз с тех пор, как мы встретились, или хотя бы раз за этот год, когда мы обсуждали эту конкретную тему.

И тут до него дошло. Ведь он же обвиняет ее в недоверии, продолжая спор, прекратившийся пятнадцать месяцев назад.

— Что-то уж ты слишком раскипятился, — заметила она, не дав ему заговорить.

— Может, ты и права, но это не из-за другой женщины. Нет. — Он покачал головой. — Понимаешь, все происходит, как до твоего исчезновения. Эти вопросы о том, где я был, с кем говорил и о чем. Раньше, когда я отвечал, ты мне никогда не верила. Сейчас ты не помнишь себя, ты не знаешь меня, ты не представляешь наших отношений — но по-прежнему мне не веришь.

— Ты в этом уверен?

— Да.

— Тогда ты, может быть, сделаешь мне одолжение и в этом усомнишься? А я, в свою очередь, постараюсь пойти навстречу тебе.

И тут Энди явно ощутил укол совести. Ведь он не до конца с ней честен. А с другой стороны, к чему хорошему это бы привело?

— Я ненавижу недоверие, — сказал он.

Он никогда раньше с ней так не разговаривал, каждый раз повторяя одну и ту же ошибку, становясь по другую сторону баррикады, начиная активно защищаться. Теперь он понимал, что это только разжигало страсти.

— Дело не в том, что я сейчас, как и раньше, продолжаю тебе не верить, Энди. Скорее я веду себя так, в ответ на какие-то всплески нет, не памяти… Но я же, точно, чувствую: ты скрываешь что-то, что я должна знать.

Какое-то время он молча смотрел на нее, а когда заговорил, голос его звучал хрипло.

— Я не скрываю ничего, что тебе нужно знать. Так же, как и ты, а может, даже больше, я хочу, чтобы память вернулась к тебе. Просто боюсь забивать тебе голову лишними вещами. Это только помешает.

— Можно, я сама буду судить, что лишнее, а что нет?

— А ты сможешь? — он тяжело вздохнул. — Я не уверен, могу ли я сам в этом разобраться.

Лора помолчала немного, а потом спросила:

— Значит ли это, что ты собираешься махнуть на меня рукой?

Он повернулся и посмотрел ей прямо в глаза. Огромные, голубые, смеющиеся глаза.

— Боюсь, что я уже почти на полпути к этому.

Он не мог сдержать улыбки. Сколько лет он не видел Лору такой открытой, как в эти последние два дня! Он практически забыл ее такую.

— Может быть, ты подождешь, пока мы справимся с моими проблемами? — спросила она.

— Мы обязательно справимся, несмотря ни на что! И я никогда тебя не брошу!

— Да? Обещаешь?

Лора попробовала рассмеяться.

— Я уже обещал. Я женился на тебе, — сказал он мягко, глядя на женщину, с которой связал свою судьбу восемь лет назад. И что же случилось? Полтора года назад их совместная жизнь уже висела на волоске. Неужели они так изменились с тех пор, когда полюбили друг друга? Да, изменились. И напряжение неумолимо нарастало, появились недоверие, подозрительность, безразличие. Семья рушилась, но они не могли ничего исправить. И тут Лора погибла. А Энди пятнадцать месяцев провел, размышляя о том, что все надо было делать по-другому.

Энди почувствовал комок в горле.

— Как я говорил… «в горе и в радости».

Она провела пальцами по его щеке, по щетине, которую он не успел сегодня утром сбрить.

— Бедный мой, тебе тоже пришлось несладко.