— Мой отец лишился их, когда к власти пришел Франко, — сказал Рамон, понизив голос. — Он с самого начала был антифашистом.

Изабелла понимающе и сочувственно кивнула. Ее собственный отец в свое время сражался против фашистов, и она разделяла очень удобную и модную тогда веру своего поколения в природную добродетель всего человечества и страстное, хотя и весьма смутное, стремление ко всеобщему миру; она понимала, что фашизм был чем-то в корне враждебным всему этому. Она носила в своей сумочке значок «Запретить Бомбу», хотя никогда не прикалывала его к одежде: это считалось крайне вульгарным.

— Расскажи мне о своем отце и вообще о семье, — попросила она. Ей вдруг пришло в голову, что, проведя с ним вот уже почти неделю, она, в сущности, ничего о нем не знает помимо того, что сообщил ей за обедом испанский поверенный в делах.

Она, как зачарованная, слушала рассказ Рамона об истории его рода. Один из предков получил титул маркиза после того, как принял участие в экспедиции Колумба к берегам Америки и островам Карибского моря в 1492 году; древность родословной произвела на Изабеллу огромное впечатление.

— А наша родословная началась с прадедушки, Шона Кортни, — заявила она осуждающе, будто ее предки в чем-то перед ней провинились. — Он умер где-то в двадцатых годах. — Произнеся эти слова, она впервые подумала, что если Рамон станет отцом ее ребенка, то в один прекрасный день тот сможет похвастаться столь же знатным происхождением. До этого момента ей вполне хватало простого общения с Рамоном, но теперь, когда она, низко наклонившись к нему, смотрела в его глаза при таинственном свете свечи, ее желания росли с каждой минутой. Он нужен был ей целиком; никогда в жизни она не испытывала столь сильного стремления что-то заполучить.

— И как ты видишь, Белла, несмотря на все это, я не богат.

— А вот и врешь. Я сама видела, как ты сегодня положил на свой банковский счет двести тысяч долларов с хвостиком, — весело возразила она. — По крайней мере, еще на одну бутылку вина для меня тебе денег хватит.

— Если бы тебе не нужно было завтра утром возвращаться в Лондон, я мог бы на эти деньги свозить тебя в Гранаду. Я сводил бы тебя на корриду, показал бы свой родовой замок в Сьерра-Неваде…

— Но ведь тебе тоже нужно возвращаться в Лондон, — запротестовала она, — разве нет?

— Ну, я мог бы задержаться на несколько дней. Ради того, чтобы побыть с тобой, я готов на все.

— Послушай Рамон, я ведь даже не знаю, чем ты занимаешься. Как ты зарабатываешь себе на корочку хлеба?

— А, разные банковские дела, — он небрежно пожал плечами. — Я работаю на один частный банк и отвечаю за его операции в Африке. Мы кредитуем новые компании в Центральной и Южной Африке.

Перед мысленным взором Изабеллы вихрем проносились поистине захватывающие перспективы. Отсутствие у Рамона большого состояния с лихвой компенсировалось знатностью его происхождения, к тому же он еще и банкир. Разумеется, в руководстве «Кортни Энтерпрайзиз» найдется место для первоклассного специалиста по коммерческим банковским операциям. Все складывалось как нельзя лучше.

— Я больше всего на свете хотела бы увидеть твой замок, Рамон, любимый, — прошептала она охрипшим от волнения голосом и тут же подумала, а сколько стоит замок, и нельзя ли уговорить Гарри его выкупить. Ее брат Гарри был президентом и финансовым директором «Кортни Энтерпрайзиз». Как и все остальные члены семьи мужского пола, он никогда не мог устоять перед ее чарами и уловками. К тому же, как и большинство Кортни, был ужасным снобом. Маркизе нужен замок — для него это могло прозвучать весьма убедительно.

— А как же твой отец? — спросил Рамон. — Ведь ты ему, кажется, обещала вернуться в понедельник.

— Моего отца предоставь мне, — твердо заявила она.

— Белла, это совершенно неподходящее время для того, чтобы будить пожилого человека, — недовольно пробурчал Шаса в телефонную трубку. — Ты вообще знаешь, который теперь час?

— Уже седьмой, и мы уже искупались, и ты вовсе не пожилой. Ты молодой и красивый, самый красивый мужчина из всех, кого я знаю, — проворковала Изабелла на другом конце международной линии.

— Звучит зловеще, — пробормотал Шаса. — Чем экстравагантнее комплимент, тем возмутительнее просьба. Ну и что вам угодно, юная леди? Что вы там затеяли?

— Какой же ты противный старый циник, — сказала Изабелла, водя пальчиком по волосатой груди Района. Он раскинулся рядом с ней, совершенно обнаженный, на двуспальной кровати; его тело было все еще липким, влажным и соленым после купания в Средиземном море. — Я просто позвонила, чтобы сказать, как я тебя люблю.

Шаса усмехнулся.

— Надо же, какой заботливый мышонок. Вся в меня. — Он откинулся на подушки и свободной рукой обнял за плечи лежавшую с ним рядом женщину. Та сонно вздохнула и придвинулась ближе, положив голову ему на грудь.

— Как Харриет? — осведомился Шаса. Харриет Бошан согласилась прикрывать испанское турне Изабеллы.

— Отлично, — заверила Изабелла. — Она сейчас рядом со мной. Мы прекрасно проводим время.

— Поцелуй ее от моего имени, — распорядился Шаса.

— Охотно, — сказала она и, прикрыв ладонью трубку, нагнулась и взасос поцеловала Рамона в губы. — Она тоже тебя целует, па, но при этом решительно отказывается лететь сегодня утром в Лондон.

— Ага! — сказал Шаса. — Вот мы и подошли к истинной причине всей этой дочерней нежности.

— Па, это не я, это Харриет. Она хочет съездить в Гранаду. Там будет бой быков. И она хочет, чтобы я поехала с ней. — Изабелла выжидающе замолчала.

— В среду нам с тобой нужно лететь в Париж. Ты что, забыла? Я выступаю перед «Воскресным Клубом».

— Па, ты так хорошо говоришь; француженки тебя просто обожают. В сущности, я тебе не нужна.

Шаса не ответил. Он хорошо знал, что его молчание было, пожалуй, единственным средством, способным как-то воздействовать на своенравную дочь. Он прикрыл ладонью трубку и спросил свернувшуюся рядом калачиком женщину:

— Китти, ты сможешь поехать со мной в среду в Париж?

Она открыла глаза.

— Ты ведь знаешь, что в субботу я улетаю в Эфиопию на конференцию ОАЕ.

— К субботе я привезу тебя обратно.

Она приподнялась на одном локте и задумчиво посмотрела на него.

— Оставь меня, Сатана.

— Па, ты меня слушаешь? — голос Изабеллы как бы вклинился между ними.

— Так, значит, моя плоть и кровь взбунтовались и решили покинуть меня? — произнес Шаса в высшей степени оскорбленным тоном. — Бросить меня одного в самом неромантичном на свете городе?

— Но я же не могу подвести Харриет, — оправдывалась Изабелла. — Я возмещу тебе это, честное слово.

— Само собой, юная леди, — подтвердил Шаса. —