Он встал, подошел ко мне, обхватил голову обеими руками и пристально посмотрел в глаза сквозь толстые стекла очков.

— Вы уже начали чахнуть.

— Знаете, у меня по утрам всегда слабость, а кровь лучше циркулирует только к обеду, — слабо улыбнулась я, пытаясь заглушить охвативший меня панический страх.

— Так вот, моя дорогая, — сурово продолжил доктор Медведь, — месяца через три вы будете похожи на призрак, если мы, конечно, не остановим этот процесс. — Он вернулся к своему столу и взял мою медицинскую карту. — Если не ошибаюсь, вы — инспектор полиции.

— Да, отдел по расследованию убийств, — подтвердила я.

— В таком случае пока нет необходимости переходить к крайним мерам. Не хочу вас расстраивать, но эта болезнь чрезвычайно коварна. Только тридцать процентов больных положительно реагируют на интенсивное лечение и в конце концов полностью излечиваются. Остальных ожидает нелегкая судьба, включая пересадку костного мозга, болезненную химиотерапию и все такое прочее.

Я застыла и молча слушала приговор. Значит, все кошмары Орентхолера становятся явью.

— Скажите, доктор, есть ли надежный способ узнать, кто реагирует на лечение, а кто нет?

Доктор сложил ладони и покачал головой.

— Единственный способ узнать это — приступить к лечению. А потом посмотрим, какова будет реакция.

— Дело в том, что сейчас я занимаюсь очень важным делом, — с замиранием сердца промолвила я. — Доктор Орентхолер сказал, что я могу продолжать работать.

Доктор скептически поджал губы.

— Вы можете продолжать работать ровно столько, сколько у вас хватит сил.

У меня заныло в груди, а перед глазами поплыли темные круги. Как долго я смогу скрывать это от сослуживцев? С кем мне поделиться своим горем?

— А если мы начнем лечение, — с надеждой в голосе спросила я, — сколько понадобится времени, чтобы определить улучшение?

Доктор еще больше насупился.

— Понимаете, это лечение не имеет ничего общего с тем, что вы глотаете таблетку аспирина от головной боли. Думаю, что оно будет долгим и весьма обременительным.

Долгим и обременительным. А я уже начала мечтать о чине лейтенанта в случае продвижения по службе Сэма Рота.

— Да, Линдси, — мрачно подытожил доктор, — ничего не поделаешь. Это самый серьезный вызов вашей жизни.

— А если лечение не поможет, — едва слышно произнесла я, — то сколько времени…

— Не надо думать об этом, дорогая, — подбодрил меня он. — Давайте ополчимся против болезни всей мощью нашего оптимизма и надежды на лучшее. А все детали обсудим по ходу лечения.

Теперь мне все стало ясно. На карту поставлена не только моя карьера, работа, но и жизнь. Отныне мне придется ходить и работать с бомбой внутри, сознавая, что ее пусковой механизм уже запущен. Остается только слабая надежда на те тридцать процентов, которым удается окончательно поправиться и предотвратить взрыв этой бомбы.

— Когда мы начнем? — спокойно спросила я.

Доктор нацарапал на бумаге номер процедурного кабинета, который находился в том же здании на третьем этаже, но не указал дату первой процедуры.

— Оставляю выбор за вами, Линдси, — сказал он на прощание. — Я бы хотел начать прямо сейчас.

История о деловых отношениях Джералда Брандта с русскими наконец-то выплыла наружу и запестрела крупными заголовками практически во всех газетах. «ОТЕЦ ЖЕНИХА ВЫЗВАЛ У РУССКИХ ПРИСТУП ЯРОСТИ». А газета «Кроникл» также сообщила, что этим делом занялись специалисты из ФБР.

Обогащенная гемоглобином кровь напряженно пульсировала в моих венах, когда я в половине одиннадцатого наконец добралась до своего рабочего места. Немалых усилий мне стоило выбросить из головы процесс перекачки чужой крови в мои вены.

Не успела я приступить к работе, как услышала возбужденный голос Сэма Рота.

— Линдси, ты читала, что написали в «Кроникл»? — сообщил он мне. — Это сделали русские! А ФБР, по-моему, не спешит опровергнуть эту версию. — Он наклонился над моим столом и подсунул свежий номер газеты!

— Да, я видела, — сказала я, кивнув. — Думаю, ни в коем случае нельзя допускать сюда ФБР. Это наше дело, и мы сами должны довести его до конца.

Я рассказала ему о вчерашнем посещении «Мандаринового номера» и о всех своих соображениях относительно сексуальных мотивов убийцы, окровавленного смокинга и исчезнувших обручальных колец.

— Не думаю, что все это сделали какие-то русские профессионалы, — закончила я на оптимистической ноте. — Этот мерзавец обесчестил невесту кулаком и сделал это в ее первую брачную ночь.

— Ты хочешь, чтобы я отверг услуги федеральных органов на основании твоих зыбких убеждений? — не без ехидства заметил Сэм.

— Это убийство, — упрямо повторила я. — Гнусное, мерзкое, отвратительное, но всего лишь убийство на сексуальной почве, а не международный заговор.

— А почему не предположить, что русский убийца искал какие-то доказательства или вообще был сексуальным маньяком?

— Доказательства чего? — продолжала напирать я, отказываясь верить в этот бред. — О деле сейчас говорят все телевизионные программы и пишут все газеты. И потом, разве русские киллеры не отрезают палец своей жертвы в качестве доказательства выполненного контракта?

Сэм Рот успокоился и тяжело вздохнул. По всему было видно, что ему не хотелось расставаться с этой глупой версией, но чувство реальности взяло верх.

— Мне пора бежать, — сказала я и шутливо взмахнула кулаком в воздухе, надеясь, что тот поймет мою шутку.

Джералд Брандт все еще находился в отеле, дожидаясь, когда можно будет забрать тело сына. Я сразу же отправилась в его номер и громко постучала в дверь. Брандт был один и сразу пригласил меня внутрь.

— Вы видели сегодняшние газеты? — спросила я, когда мы уселись на террасе за небольшим столом, укрытым от солнца ярким зонтом.

— Да, мне тут всю ночь звонили из газет, из офиса Блумберга и даже какая-то журналистка из газеты «Кроникл», — угрюмо проворчал он. — Все, что они пишут, — это полное сумасшествие.

— Смерть вашего сына тоже была результатом сумасшествия, мистер Брандт, — в тон ему добавила я. — Вы хотите, чтобы я была предельно откровенной с вами, когда дело дойдет до расследования обстоятельств вашей семейной жизни?

— Что вы имеете в виду, детектив? — всполошился он.

— Вас уже спрашивали недавно, знаете ли вы кого-нибудь, кто хотел бы причинить вам вред…

— Да, и я ответил вашему детективу, что только не в этом смысле и не таким образом.

— А вам не приходит в голову, что некоторые круги в России очень недовольны тем, что вы отказались от их предложения?