выбрал «Баядерку». Благодаря этому меня сняли в исторических интерьерах Большого театра. Рассказывая о Солоре, я «гулял» по всему зданию. Так мои знания об архитектуре Большого театра получили вещественное, зафиксированное на кинопленку подтверждение. Когда сторонники «реставрации» стали обвинять меня в невежестве, я доставал видеозаписи: «Господа, вот съемка в ГАБТе, видите, я снят в этих интерьерах, мне знаком там каждый уголок!»

Потом программа «15-й подъезд» превратилась в «Билет в Большой». Ее тоже делала киностудия ГАБТа. Тихонов продолжал меня снимать, благодаря чему появились очень интересные по материалу передачи про «Дочь фараона», «Щелкунчик», «Пиковую даму». И еще Никита сделал со мной, наверное, штук пять выпусков «Монолог о себе» в самые разные годы моей службы.

Еще в нашем совместном с Тихоновым творчестве был такой момент. В 2003 году Никита собрался делать большой документальный фильм к 95-летию М. Т. Семёновой. Марина Тимофеевна, которая давно и категорически отказывалась сниматься, согласилась лишь с условием, что я буду рядом и в качестве ведущего. Никита был за.

Запланировали съемки в Петербурге. Семёнова приехала туда последний раз, как бы прощалась с городом. А у меня шли спектакли в Мариинском театре. Прибыла и съемочная группа Тихонова. У нас по плану значилось несколько локаций, в том числе в Мариинском театре, на Лебяжьей канавке. С невероятным трудом сняли какие-то мои проходы. Июнь – туристов… Я уже «человек из телевизора». Ко мне все время кто-то подскакивал то за автографом, то с просьбой сфотографироваться на память.

Наконец добрались до площади Ломоносова, которую в народе прозвали «Ватрушка». Оттуда открывается великолепный вид на улицу Зодчего Росси. Включили камеры, начал я говорить какие-то слова о Семёновой – и, что ни фраза, оговариваюсь, от усталости уже язык заплетался. Мне кажется, я раз пятьсот оговорился. Тихонов терпеливо сносил мой «провал». А через какое-то время сделал из этих оговорок клип и подарил мне его на день рождения. Очень смешно получилось.

И вот у нас осталась последняя локация: академия Вагановой. Никита возится с аппаратурой. Я стою уставший, просто никакой. И тут оператор, копаясь в своей сумке, как-то отрешенно: «Колька, что ты такой грустный?» Я говорю: «Надо в академию идти, так не хочется. Там такие непростые люди…» На что он, складывая штатив, вдруг, как пророчество, каким-то странным голосом произнес: «Ой, Колька, прекрати, еще руководить ими будешь». В ту секунду мир словно замер и в воздухе отчетливо прозвучал мотив «судьбы», знаменитое бетховенское «та-да-да-да-дам»!

Этот момент, во всех деталях, возник у меня перед глазами, когда в октябре 2013 года меня везли в Вагановскую академию на представление в должности ректора…

Вернусь к 13-му сезону моей работы в ГАБТе. Он закончился закрытием Большого театра. Хотя для меня 13-ое число – счастливое, многие свои премьеры я танцевал именно 13-го числа. Именно в 2013 году, как я только что рассказывал, завершив карьеру танцовщика, я стал ректором Академии Русского балета имени А. Я. Вагановой.

31

Благодаря дневнику, в котором я с детства вел записи своих выступлений, могу сказать, что до травмы я выходил на сцену 909 раз, прогоны спектаклей на сцене и генеральные репетиции не считались.

В сезон 2004/2005, начавшийся для меня 28 апреля, то есть сразу после травмы, я станцевал более 60 раз. Приготовил новые партии, включая Карабос в «Спящей красавице», одновременно: во «Сне в летнюю ночь», «Светлом ручье», «Манон», «In the Middle», в мюзикле «Ромео и Джульетта», в кукольном театре – «Смерть Полифема», ездил на многочисленные зарубежные гастроли.

Собираясь в кратковременный отпуск перед гастролями в США, я пошел выбирать себе новую раздевалку в здании Вспомогательного корпуса ГАБТа. В закутке мне и Захаровой (больше никто не поинтересовался, где он будет сидеть в следующем сезоне) дали по крошечной комнате около репетиционного зала № 6. Дали и намекнули, что придется взять туда еще кого-то. Света пригласила к себе Галю Степаненко, я – Филина…

С 15 по 31 июля 2005 года на гастролях в Нью-Йорке Bolshoi Ballet танцевал на сцене Metropolitan Opera: «Спартак», «Светлый ручей» и «Дочь фараона». Жили мы в чудовищно грязном, облезлом отеле. Единственно привлекательными сторонами которого являлось то, что находился он на расстоянии трех блоков (так в Нью-Йорке называются кварталы) от Lincoln Center и на его первом этаже располагался большой тренажерный зал, куда я ходил качать ногу.

Гастроли Bolshoi Ballet теперь стали проводиться рангом даже не «эконом», а ниже – С-класса. Селили нас разве что не в трущобах, летали мы самыми неудобными, дешевыми рейсами. Эти гастроли были последними, когда я жил вместе с труппой.

Ратманский, отношения с которым стали очень натянутыми из-за его жены, делал все, чтобы я не получил ни одного первого спектакля, на который обычно приходит пресса. Лёша не дал мне пройти даже генеральную репетицию «Светлого ручья», не хотел, чтобы меня кто-то из критиков увидел. Руководство труппы никак не могло понять, что мальчик я – заметный, и потому критика на меня пришла специально!

Все артисты, кто исполнял со мной в очередь партию Классического танцовщика в «Светлом ручье», выходили на сцену в эпизоде с переодеванием в женский костюм, одетые в нечто в виде бесформенного мешка с тюлевой юбкой. У меня же была сшита настоящая шопеновка с корсетом, начиненным «косточками». Талия у моей Сильфиды была как положено – стройная, я за эти сантиметры боролся всю жизнь.

После моего выступления в одной из главных газет Нью-Йорка тогда появилась статья с прелестным вердиктом «Светлому ручью», что балет, мол, сам по себе хороший, но без Цискаридзе смотреть его не нужно.

Мало того. Когда спектакль, где я танцевал, закончился, на сцене появились несколько критиков, которые попросили меня показать ноги и на их глазах надеть пуанты. Они не верили, что я танцевал в туфлях на босу ногу и при этом мои стопы выглядели безупречно: ни шишек, ни мозолей.

Привычный к «особенностям» американской критики, я бодро показал свои ноги, надел пуанты и с легкостью бабочки на них вскочил. Получилась просто большая и высокая Сильфида.

Пуанты для «Светлого ручья» я заказывал в фирме «Гришко». Пришел в мастерские, там сделали персональную колодку, стали шить для меня жесткие туфли, причем не с этим ужасным, огромным «пятачком», визуально режущим, превращающим в свиной «пятак» конец стопы балерины, а с маленьким, эстетичным «пятачком», зря я, что ли, у Семёновой учился?

На «Светлый ручей» в Metropolitan мне дали билеты, я попросил их для своих родственников. Вышло смешно, они сидели рядом с Ратманским и