его женой и на протяжении всего спектакля слушали не только музыку Д. Шостаковича, но и диалог о том, какой я гадкий…

32

Еще гастроли в Нью-Йорке запомнились тем, что при первой же возможности я «зависал» в музыкальных магазинах. Один из них находился в здании Metropolitan Opera, а второй, где выбор был очень большой, – «Virgin Megastores» – в здании рядом с Lincoln Center. В нем продавались диски и видеокассеты опер и балетов с их лучшими исполнителями.

Оттуда всегда доносилась музыка. У меня с самим собой была такая игра: надо угадать название оперы и желательно имя певицы или певца. Сейчас, к сожалению, этого магазина больше не существует…

Эскалатор в вестибюле вел наверх, на второй этаж, в отдел классики. Когда я первый раз там оказался, около эскалатора стояла в полный рост картонная фигура Марии Каллас, а рядом на столике лежали диски с ее записями. И стоили они по $ 29,99. Cпустя какое-то время, в начале 2000-х, напротив Каллас появилась картонная фигура другой певицы, которую тогда активно раскручивали. Рядом тоже положили ее диски, и цена была та же – $ 29,99. И каждый, кто поднимался на второй этаж, должен был пройти между картонных оперных примадонн.

Приехав через год в Штаты, я, как всегда, заглянул в свой любимый магазин – диск Каллас по-прежнему стоил $ 29,99, а ее картонной визави уже $ 16,99. На следующий год ее цена упала до $ 9,99. А потом картонная «подруга» Каллас и вовсе исчезла вместе со своими дисками. А Каллас как стояла за $ 29,99, так и стояла. Каждый раз, когда я приезжал в Нью-Йорк и оказывался около Lincoln Center, я обязательно бежал в этот магазин, чтобы с Марией Каллас поздороваться.

Я же был на Маше, как мы ее дома с мамой называли, просто помешан. Еще в училище: делаю уроки, а в комнате нашей коммунальной квартиры на всю громкость звучит неподражаемая Каллас! Как-то выглянул в коридор, там мама, несчастная, стоит, по телефону разговаривает. Слышу, она кому-то: «Нет, нет, я не могу сейчас. Нет. Я сейчас не могу, у меня голова раскалывается – Маша поет! Я сейчас не могу», – и вешает трубку.

33

…Ратманского я знал с 1987 года, как начал учиться у П. А. Пестова. Однажды к нам на класс пришел юноша, упитанный такой, весь какой-то несвежий, и встал рядом со мной на боковой станок. Все ребята, кроме меня, знали Лёшу по выпуску Петра Антоновича 1986 года. Ни внешне, ни по физическим данным он со своим одноклассником Володей Малаховым сравниться не мог: невысокий, плотный, с коротковатыми руками и ногами. В общем, совсем не «прЫнц»…

Помню, Пестов выстроил нас, детей, вдоль станка. Лёша станцевал какую-то вариацию и как-то бесславно ушел. На следующий день в классе Пётр Антонович стал расспрашивать про Ратманского, понравилось ли нам его исполнение. Мои одноклассники что-то мямлили, тогда Пестов сказал: «Мне очень жалко, что вы ничего не поняли. Я Алексею сказал и вам сейчас говорю: никогда не надо танцевать то, что не можешь. Не его дело ездить по конкурсам и танцевать классический репертуар!»

А в Москве проходил последний Всесоюзный конкурс артистов балета. Я пошел посмотреть на Ратманского, который в нем принимал участие. Очень за Лёшу переживал, все-таки ученик моего педагога. Тот «слетел» с I тура.

Но в году 1992-м на сцене концертного зала имени П. И. Чайковского проводили конкурс им. С. П. Дягилева. На нем Ратманский получил I премию, очень хорошо станцевав «Видение Розы» М. Фокина и «Тарантеллу» Дж. Баланчина.

И вот сижу я на лавочке во внутреннем дворе МАХУ, читаю книгу. Пришел Пестов, присел рядом, закурил. В этот момент появился Ратманский: «Здравствуйте, Пётр Антонович, я выиграл конкурс!» – и приглашает его на заключительный концерт. А Петя ему: «Не пойду». Лёша растерялся: «Почему, Пётр Антонович?» – «Молодой человек, это ваш успех, – сухо сказал он, – смотреть на ваши танцы мне неинтересно». На Лёше не было лица.

Когда он ушел, я с Петром Антоновичем из-за его грубых слов в адрес Ратманского поругался. На что Пестов сказал: «Коля, я преподаю больше тридцати пяти лет в этой школе и знаю, кто этот Ратманский! Он с детства в стукачах ходил, все об этом знают. Кроме того, это он сейчас говорит, что я его педагог, а когда надо, он говорит, что у меня никогда не учился». Я Петру Антоновичу не поверил.

Прошло много лет. В репетиционном зале Большого театра находились: Фадеечев-младший (он какое-то время учился у Пестова в школе), Посохов, Ратманский, я, еще кто-то из «пестовских». Тут некий педагог заявил мне, что я плохо выучен. Так забавно стало, спрашиваю: «Почему это я плохо выучен?» – «Потому что тебя учил плохой педагог!» – «Да всех, кто здесь стоит, выучил этот педагог!» На что Ратманский не преминул тут же заявить: «Я у Пестова не учился». Меня резануло: «Как не учился, Лёша? Ты же у Пестова выпускался и, кроме того, постоянно приходил к нам в класс!» – «Ну, я иногда у него занимался, но он мне как танцовщику ничего не дал». Пётр Антонович, конечно, по-человечески, еще тот был «подарок», но всегда говорил правду.

34

Июль 2005 года в Нью-Йорке выдался невыносимо жарким. Чтобы пройти от отеля до театра три блока, приходилось забегать в магазинчик, находившийся где-то на середине пути, там можно было глотнуть свежего воздуха под кондиционером, продышаться. А помещение театра Metropolitan – цементный мешок. Репетиционный зал находится внизу, в подвале, там невыносимо душно. Поскольку мы с Захаровой готовились танцевать первую «Дочь фараона», то репетировали каждый день.

Тут объявили, что к нам из Парижа летит собственной персоной П. Лакотт. У нас со Светой – траур, понимаем, сейчас он приедет и начнется: репетиции по восемь часов и главное – совершенно бесполезные, как это всегда с ним бывало. Каждый день я про себя молился: «Господи, хоть бы Пьер не прилетел! Хоть бы он не приехал!» Света вдруг: «Коль, может, что-то поменяем?» Какое там! Приедет, проверит, начнется скандал.

Я Катю Новикову, нашего руководителя пресс-службы, с которой мы не раз вместе побывали в сложных ситуациях, слезно попросил: «Я тебя умоляю, Катюша, поводи Лакотта по зданию, чтобы он не успел прийти на нашу с Захаровой репетицию. Мы же загнемся с ним!» Святая Катерина нас спасла! Водила его по театру, водила…

Отрепетировав, выхожу из зала, Света еще осталась