И так ему, понимаешь, все это живо представилось, что решил он – надо достоверности добавить. Сбегал во двор, кроличьей кровью себе по шее полосу провел, по лбу да по щекам помазал, пол кровью побрызгал и опять в нишу за полку залез. Потом занавески задернул и под подбородком прищепкой бельевой прищемил. Посмотрел – ну, блин, полная достоверность! Ног и туловища не видно, одна голова на полке лежит… Аж самому жутко стало.

Кто его знает, чем бы все закончилось, но тут народ из клуба повалил гурьбой. Кино, кстати, я потом выяснил, тоже было не подарок на день рождения – какие-то убийства, пытки, вампиры. Самусиха с Вероникой заходят во двор. Вероника говорит: мне, мол, мама, до ветру надо после таких страстей в кино. И побежала в уборную. А Самусиха прямо домой – где там этот примак? Сделал, что ему велено было?

Зашла она в комнату, видит на полу кровь, на столе топор окровавленный блестит. Ах, думает, гаденыш, весь дом изгваздал! Куда ж он сам-то подевался? А потом глядь – на полке голова Ромы лежит… Залитая кровью, с закрытыми глазами, язык вывален наружу… Отрубленная!.. Ну, у нее дыхание, понятное дело, и сперло. А тут голова сначала глаза так медленно открывает, а потом начинает губами шевелить…

Тут уж Самусиха, само собой, на пол бухнулась и затихла.

Рома тоже в своем шкафу стоит ни жив ни мертв. В голове туман, не знает, что делать. Понимает, что натворил чего-то, а что теперь делать, не понимает.

Тут как раз и Вероника из уборной подтянулась. Идет себе, что-то напевает с облегчения. Заходит в хату и видит картину – на столе топор в крови, на полу маманя родная лежит кулем, не шевелится, а на полке окровавленная голова мужа поставлена… Она сразу-то не упала, на крыльцо выбралась и как зайдется: «Рятуйте, люди добрые, нечистая сила!» И потом только с крыльца скатилась и на четвереньках к забору поползла. И продолжает мычать чего-то…

Народу ж, понятное дело, после кино на улице много. Я тоже тут при исполнении – всегда после сеанса наблюдал, как бы чего не вышло. Кинулись мы к ней, а она только мычит и на дом показывает: там, мол, там… А сама потихоньку к забору так и ползет, наши ноги головой раздвигает.

Ну, я, понятное дело, в дом. За мной еще народ. Вхожу – мать честная! На полу кровь, на столе топор, Самусиха лежит не шевелится, а на полке отрубленная голова с закрытыми глазами. Я за пистолет схватился, а потом думаю: ну и куда из него палить? В голову или в Самусиху?

И тут мне сзади какой-то доброхот задрипанный говорит: «Товарищ начальник, а вы ее кочергой потыркайте, чтобы проверить… Вдруг живая еще?» И кочергу мне в руку сует. Я, честно скажу, тоже растерялся, кочергу сдуру взял и так осторожненько стал в голову тыкать…

Народ затих. Тишина мертвая.

И тут этот, понимаешь, живой труп глаза открывает и зубами кочергу – цап! Народ взвыл и на улицу сыпанул. Я, Гаврилыч, честно тебе говорю, тоже следом…

– Это у него, у Ромы, видимо, нервный срыв случился от напряжения, – предположил Герард Гаврилович, очень сочувствовавший бедному осеменителю.

– Там, знаешь, не только у него нервный срыв случился, – помотал головой Туз. – В общем, стоим мы во дворе, а народ все прибывает, гудит… Что да чего? И уже кто-то говорит, что из Самусихи нечистая сила всю кровь выпустила, а Роме руки-ноги пооткусала! Кто-то кричит, что надо хату срочно поджигать, спалить ее вместе с нечистой силой к чертовой бабушке! А кто-то говорит, что за батюшкой бежать надо… Я сам зубами лязгаю и не знаю, что делать… А народ все валит, к крыльцу меня толкает, я упираюсь, да куда там! Ну, чувствую, сейчас меня затопчут. Выхватил пистолет да пальнул в воздух! Народ от страха осел, попятился…

И тут вдруг открывается дверь и выходит… Рома с топором в руке! Глаза горят, морда в крови… Жуть! А все еще, ты не забывай, после кино про вампиров под впечатлением находятся.

Смотрим мы на него и не знаем, что делать.

А он и говорит замогильным голосом:

– Жена моя тут? Где она?

И рукой с топором пот со лба вытирает.

Бабы в рев!

Не знаю, чем бы все закончилось, но здесь он сам топор выронил, глаза закатил и в обморок свалился…

– И что же его – осудили? – после некоторой паузы поинтересовался дотошный Гонсо.

– Да нет… Прокурором района хороший тогда мужик был, Толопко фамилия, не стал парню жизнь ломать.

– Ну и правильно, – облегченно вздохнул Гонсо.

– Так самое интересное, жизнь у них с тех пор наладилась. Самусиха язык свой поганый прикусила, когда малость очухалась, и так Рома с Вероникой хорошо зажили! Выходит, Гаврилыч, терпеть, конечно, надо, да не до бесконечности. И нельзя человека до крайности доводить, а то он так взбрыкнет, что мало не покажется. Я себе представляю, как Самусиха с тех пор на зятя смотрела. И что ей при этом мерещилось…

Туз замолчал, думая о чем-то своем.

Гонсо решил, что пора начальство оставить в одиночестве, и заерзал в кресле. У него душа горела – так хотелось вернуться к расследованию.

– Погоди, Гаврилыч, не спеши, – остановил его Туз. – Давно хочу с тобой об одном деле поговорить. Похоже, у нас тут своя нечистая сила завелась, а вот что с ней делать, я никак не соображу. Не знаю, как подступиться.

– Ну, вы и не знаете? – не поверил Гонсо.

– Тут закавыка есть, – сокрушенно вздохнул Туз. – В городе у нас несколько случаев шантажа и вымогательства произошло, а обращений в органы по этому поводу нет.

– Ну, если среди криминальных элементов, то дело понятное.

– Да если бы речь шла о криминальных элементах, – мечтательно сказал Туз, про себя вообще-то считавший, что чем больше бандюганы друг друга мочат, тем лучше. – На нормальных людей наезжают.

– Чего же они молчат?

– Потому что наезжают так – по-хитрому. Подло так наезжают. Да не на самих мужиков наезжают, а на их ребятишек. В общем, ситуация такая. Получает один известный в городе и состоятельный человек письмо с фотографиями. А на фотографиях его дочь в гнусных видах с каким-то неизвестным парнем… Как говорится, любовью занимается…

– Что, совсем малолетка?

– Да нет, не в этом дело, восемнадцать ей исполнилось! У нее свадьба, понимаешь, на носу. К которой уже все готово. А другой известный человек получает такую же, понимаешь, документацию, только там сынок его упражняется, который жениться собрался. У третьего сын в престижную фирму практически устроился на работу… Что интересно, работают так, знаешь, интеллигентно. Письма без угроз. Вежливые. Мол, надо оплатить полученное удовольствие, да и за выпитое и съеденное ваши детишки не рассчитались. И главное, требования денег – вполне посильные. То есть человека, как Самусиха тогда Рому, в угол не загоняют. Предлагают заплатить хорошо, но не так, чтобы разорить. Причем явно предварительно проведена основательная работа. Какими средствами человек располагает на данный момент, пойдет ли на скандал, готов ли за ребенка отдать свои деньги – все просчитано.