– «Чем мы обязаны такому удовольствию, верховный правитель?» Вот так, – холодно и властно произнесла она, сверкнув глазами.

Кейр игнорировал ее. То был его излюбленный способ оскорбления: вести себя так, будто ты пустое место. Ничтожество, которое он даже не замечает.

«Хоть бы придумал что-нибудь новенькое, жалкий гаденыш».

Она бы произнесла это вслух, не вмешайся Риз. От его слов исходила темная сила, наполнявшая тронный зал и недра горы.

– Мы явились традиционно поздравить тебя и твое… окружение с Днем зимнего солнцестояния и пожелать всех благ. Но, как вижу, у тебя сегодня гости.

Сведения Аза, как всегда, оказались точными. Мор узнала о предстоящем визите Эриса утром. Она сидела в библиотеке Дома ветра и читала книгу об обычаях Двора зимы, когда заглянул Аз и сообщил новость. Каким образом он узнал? Мор давно убедилась: вопросы главному шпиону Риза задавать бесполезно. Все равно не ответит.

Но Эрис действительно был здесь и стоял рядом с Кейром… Мор заставила себя посмотреть на него. Заглянуть в янтарные глаза.

Глаза Эриса были холоднее любого коридора в замке Каллиаса. За пятьсот лет, прошедших с их первой встречи, глаза старшего сына Берона ничуть не изменились.

Эрис приложил руку к сердцу. Точнее, к камзолу свинцового цвета. Посмотришь – воплощение учтивости Двора осени.

– Я счел уместным лично поздравить Кейра.

Этот голос. Мелодичный, пронизанный высокомерием и надменностью. И в голосе Эриса за пятьсот лет ничего не изменилось. Все те же интонации…

Теплый неяркий солнечный свет, льющийся сквозь листву, отчего листья похожи на гроздья рубинов и топазов. Листья на земле, где она лежала. Коренья, впивающиеся в спину. Влажный запах перегноя. Ее оставили здесь умирать.

У нее болело все тело. Каждый уголок. Она не могла пошевелиться. Оставалось лишь наблюдать сквозь густую листву за движением солнца и слушать ветер, шелестящий меж серебристых стволов.

Каждый хриплый сбивчивый вдох отзывался жгучей болью…

К шуму ветра примешался хруст листьев под легкими, но уверенными шагами. Она насчитала шесть пар ног. Пограничный дозор. Помощь. Ей помогут.

Кто-то из дозорных выругался. Потом умолк.

Снова послышались шаги. На этот раз одиночные. Она не могла повернуть голову и посмотреть – это вызвало бы нестерпимую боль. Ее дыхание напоминало всхлипывания, но дышать по-другому она не могла.

– Не трогайте ее.

Шаги стихли.

Это не было предостережением, попыткой ее защитить. Голос она узнала сразу же. Еще раньше она сжималась от ужаса, боясь услышать его голос.

Он не спеша приближался. Листья, мох и корни передавали каждый его шаг. Казалось, земля вздрагивала под его сапогами.

– Не сметь к ней прикасаться, – велел Эрис. – Если мы дотронемся до нее хотя бы пальцем, вся ответственность падет на нас.

Холодные, бесчувственные слова.

– Но ее… пригвоздили.

– Повторяю: не сметь к ней прикасаться.

Пригвоздили.

Ей в тело вогнали гвозди с шипами. Разложили на земле. Вначале она кричала на них, требуя отпустить, потом умоляла. Все впустую. Они уже приготовили длинные железные гвозди. И молоток.

Три гвоздя.

Три удара молотком, сопровождаемые отчаянными криками и чудовищной болью.

Она затряслась. Это было столь же отвратительно, как мольбы к палачам. Тело выло от боли. Гвозди, вбитые в живот, держали крепко.

Над ней появилось бледное, обаятельное лицо, загородив красно-желтый узор листьев. Бесстрастное. Бесчувственное.

– Насколько понимаю, Морригана, ты не хочешь здесь жить.

Она бы предпочла здесь умереть, истечь кровью. Умереть и вернуться в другом обличье – жестоком и коварном, – чтобы изорвать их всех на куски.

Должно быть, Эрис прочитал это в ее глазах. Легкая улыбка тронула его губы.

– Я так и думал.

Эрис выпрямился, повернулся. Она сжала пальцы в кулаки, ощущая под ними листья и жирный суглинок.

Жаль, что она не умела выращивать когти, как Риз. Сейчас она бы вцепилась в эту длинную шею. Но когти – не ее дар. Ее дар… стал причиной того, что она оказалась здесь. Пригвожденная. Истекающая кровью.

Эрис отошел.

– Не можем же мы оставить ее здесь… – угрюмо произнес кто-то из дозорных.

– Можем и оставим, – равнодушно возразил Эрис, лицо которого не дрогнуло. – Она предпочла запятнать себя позором, отчего семья и вышвырнула ее, как мусор. Я уже довел до их сведения мое решение.

Он замолчал, и пауза была мучительнее слов.

– Не в моих привычках совокупляться с иллирианскими объедками.

Она не смогла удержать слез. Горячие, жгучие, они текли против ее воли.

Сейчас Эрис уведет дозорных, бросив ее одну. Одну. Друзья не знали, куда она отправилась. И она тоже не знала, где оказалась.

– Негоже так… – не унимался совестливый дозорный.

– Пошли отсюда.

Больше никто не посмел возражать Эрису.

Шаги удалялись и вскоре смолкли. Вернулась тишина.

Все так же солнце светило сквозь листву, превращая ее в гроздья драгоценных камней.

Все так же из-под гвоздей сочилась кровь, под ногтями чернела набившаяся земля, а малейшая попытка шевельнуться вызывала жуткую боль.

Боль…

Фейра слегка тронула ее за руку, вытащив с залитой кровью полянки на границе Двора осени.

Мор с благодарностью посмотрела на верховную правительницу. Фейра дипломатично не заметила ее взгляда, вновь сосредоточившись на разговоре.

Фейра быстрее и легче, чем она, освоилась с ролью правительницы жуткого города. Для визита сюда Фейра выбрала сверкающее черное платье. На голове – диадема в форме полумесяца. По сравнению с Мор – девчонка, но с манерами властной правительницы. Фейра вписывалась сюда, была такой же частью этого мира, как змееподобные твари на колоннах и стенах. Воплощением будущего, которое Кейр когда-то прочил дочери.

Мор намеренно явилась сюда в вызывающе ярком красном платье. Золотые серьги в ушах, золотые кольца и браслеты. Кусочки солнца, принесенные ею во мрак.

– Если тебе хотелось сохранить вашу… дружбу в тайне, то тронный зал – едва ли подходящее место для подобных встреч, – с убийственным спокойствием заметил Риз.

Лучше не скажешь.

Служитель Каменного города… Мор помнила, как унижало ее отца положение служителя, напоминавшее, что Двор кошмаров – лишь часть Двора ночи. Служитель Кейр небрежно отмахнулся.

– С какой стати нам таиться? После войны все мы стали добрыми друзьями.