– Да новый декан у нашего Валькируса… Янчес! – удивляясь, что Влада не знает, ответил тот и показал большой палец. – Он питерский до мозга костей, потому в Носфер и не ехал работать. Клевый чувак, художник, этот… андеграунд… – Ацкий состроил торжественную физиономию, справившись с непривычным для своего лексикона словом.

– Мать моя женщина! – вставая на ноги, выдал декан, который по внешнему виду мало чем отличался от студента-сташекурсника. – Госпожа ректорша, мое родовое гнездо скоро рухнет ко всем вурдалакам! Это вам не Носферон, никаких искривлений пространства, это вам Невский проспект и каждый метр на счету. А уборку никто делать не рвется…

Пока декан Валькируса пререкался с ректоршей, Влада, оторвав внимание от атриума, внимательно вглядывалась в стол. Надписи и послания будущим поколениям, которые чертили на нем все, кто заскучал на лекциях, наслаивались друг на друга культурными слоями. Здесь наверняка чиркал карандашами и ее отец много лет назад, когда был студентом. Были и закорючки, которые накарябал Егор, наверняка были.

Влада напряглась, пытаясь распознать каракули Егора среди других. Вдруг он написал ей здесь пару слов, и именно ради них она приехала в Носферон? Все голоса в атриуме слились в общий гудящий фон, пока глаза пытались разобраться в безумных наскальных посланиях. Влада оторвала взгляд от стола, заметив, что ее локтем пихает Ацкий.

– Во, гляди, страдают куриные мозги, – прищурившись, валькер уставился в другой конец атриума. – Бесится, мечтает, что я вернусь, да щ-щас!

Влада взглянула на дальний ряд, где виднелась за макушками Синицина, которая презрительно улыбалась.

Ацкому же спокойно не сиделось: он выдрал лист из тетради, где записывал время лекций, накарябал на нем «СИНИЦИНА – ДУРА», и ловким движением, улучив момент, когда ректорша отвернется, отправил в полет по атриуму бумажный самолетик. Не долетев до адресата, самолет был сбит в полете точным плевком синицинского яда: бумага вспыхнула, и на головы студентам спикировал уже только пепел. На этот инцидент ректорша не успела обратить внимание: в атриум ввалились вурдалаки и те, кто вырвался из лап завхоза.

– Когда уже душевые в Носфере починят! – громко возмущался Стас Василевский. – Поселился в зловоротне у упырей, так там однушка вообще без удобств, а теперь и в Носфере нормально не помыться!

– Радуйтесь, что поселились не у вурдалаков, Василевский, – посмеиваясь, посоветовал декан Валькируса, обернувшись и показав задорную физиономию с курносым носом и веснушками.

– Берем всех! – заорал дурным голосом Федя Горяев, вскакивая с места. – Мы всех поселим, кто захочет! И одеяла и подушки дадим – многа-а! У нас такая нора есть под Гостиным двором – о-о-о!!!

В атриуме повеселело, и очень вовремя – после разговоров о тяготах жизни нечисти у многих вытянулись физиономии.

– Так, в чем дело?! – Ада Фурьевна хлопнула рукой по столу. – Здесь не балаган! Старосты Синицина и Тановская, получите списки студентов, которым достались места в нашем общежитии. Чем вы вообще занимаетесь, Тановская, где вы витаете?

А Тановская вовсе и не витала. Инга Тановская, староста факультета Троллеум, сидевшая в другой стороне атриума, сейчас впилась пылающим, полным ярости взглядом в самое ненавистное ей на свете существо.

Влада ощущала этот взгляд, но делала вид, что не замечает. Конечно, любовь Тановской к Егору была у всех на виду в свое время, только вот любовь была безответной.

– Тановская, вы слышите меня или нет?! – прикрикнула Ада Фурьевна. Инга, наконец, очнулась и кивнула, с треском вырвав страницу из своей тетради.

– Я не понял ничего, – пробубнил Федя Горяев. – Особенно про столовую…

И все началось сначала.

Влада, уже не слушая по второму разу объяснения преподши, вдруг ощутила, как в плечо ей ткнулся острым носом бумажный самолетик. На боку у него была надпись: «ОГНЕВОЙ».

Пришлось развернуть бумажку, хотя никаких записок она не ожидала.

Глаза пробежали по буквам, и Влада вздрогнула, будто ее облили ледяной водой.

«Ты ответишь за Егора!!!»

С дальних рядов ее светлил взгляд Тановской, а потом и сидящие рядом с ней тролли начали смотреть на нее – недобро, внимательно… Можно было не сомневаться – записка коллективная.

Горяев веселил атриум тупыми вопросами, но Влада ничего не слышала. Перед глазами все еще мелькали строчки из записки – «Ответишь за Егора». Злости на Тановскую не было – даже наоборот, что-то вроде солидарности. Молодец, что не испугалась так открыто высказаться, помня, какое положение в тайном мире занимает ее ненавистная противница.

Эх, Инга, да разве же она против отвечать за Егора? Каждый день только и делает, что сама себе отвечает. Она сейчас здесь, в утреннем атриуме, вертит в пальцах авторучку. Чего-то ждет, живет. А где сейчас он, Егор? Он ведь ржал бы сейчас над Ацким в занавеске, мечтал о завтраке и строил планы победы над некромантом. Ему сейчас, наверное холодно, больно, страшно. Стены атриума вдруг расползлись, стали кривыми окна, размазались лица. Слезы подступили к горлу и носу, резкая боль ударила по глазам.

К счастью, в этот момент в атриум ворвался завхоз Фобос Карлович:

– Я заявляю решительный протест! Мне сказали – бассейн воняет на весь Носферон, мол, я виноват! Но ведь чистить же кому-то надо! Вампиры отказываются, тролли не желают, подавай им помыться в душе, а мне что делать?! Московские водяные заполонили трубы, в них давка… с водяными уже ведутся переговоры, и нам обещают, что к ночи душевые заработают!

– В бассейн нужны добровольцы, – не терпящим возражения тоном заявила Ада Фурьевна. – Поднимите руки, желающие…

Радостный вопль Ацкого оглушил Владу на одно ухо, и ей удалось незаметно смахнуть слезы на ресницах рукавом, пока валькер путался в занавеске, поспешно вылезая из-за стола.

– Я тоже доброволец! – Влада нехотя подняла руку.

Бассейн Носферона за полгода простоя действительно сильно изменился: когда-то светло-зеленоватая, но все же приятно пахнущая вода превратилась в вонючую жижу ядовито-зеленого цвета, а болотная вонища спортзале стояла такая, что жгло в глазах.

Добровольцы, которым приходилось работать огромными граблями, шарили ими по булькающей зеленой поверхности бассейна, вытаскивая длинную зеленую лапшу, и даже что-то вроде кустарника, цветущего прямо под водой. Очень скоро вокруг бассейна нагромоздились на стоящие зеленые горы высотой в несколько метров склизкие и вонючие.

– Распаковывать тетьзинские посылочки в сто раз хуже, мало ли что там светляки могли понапихать по дороге, – утешался вслух Марик, у которого нос и рот были перевязаны тряпкой. – Ничего-о, если не дышать слишком часто, то терпимо.