Неаполь, лето Господне 1345, месяца мая 7-й день

Золото заставляет весь этот призрачный мир крутиться. Не истина, как думают наивные умы, а золото. Истина слишком велика, а потому открыта лишь избранным. Хорошо, когда золото находится не в руках праздных и сладострастных, а у тех немногих, которые владеют смыслами и ведают путь истины. Оттого-то Святая матерь церковь волею Божьей собрала несметные сокровища в недрах своих. Если не сможет словом или чудом подвигнуть людей на путь истины, то приобретет их за золото, дабы служили нашей великой цели, пусть не душой, но рукой, пусть ради мирского тщеславия и любострастия, пусть думая, что используют нас для собственных удовольствий. Сластолюбие и гордыня суть грехи перед Господом. Но они же полезны для нас, его верных слуг, ибо превращают человека в раба собственных слабостей. А раб лишен свободы воли. Дитя малое, которое нашло сладкое, не остановится, пока не съест все до остатка. Так и миряне, не ведающие смыслов, будут искать всегда большего. Рыбаки называют это наживкой. Не знает глупая рыба, что, проглатывая пищу, попадется на крючок. Удовлетворяя слабости сих неразумных сынов Евы, делаем их рабами нашей воли. Они думают, что зрячи, на самом деле слепы, думают, что свободны, на самом деле рабы, думают, что преисполнены важности, на самом деле обречены на ничтожество.

Некогда гордый Людовик, прежде не замечавший моего присутствия, теперь при всяком нашем появлении встает и бросается с самыми ласковыми речами, на которые только способен этот неотесанный мужлан. Моя радость не видна миру, ибо только неразумные миряне радуются собственному возвышению. Я же ликую втайне, наблюдая, как все глубже проглатывает наживку наша глупая рыба. Этот Людовик в ничтожестве своем дошел до того, что превозносит мой ум и добродетели в присутствии госпожи Иоанны. И эта недоступная женщина уже стала улыбаться мне и даже запомнила наше имя. Теперь я желанный гость при ее особе, что, признаюсь, доставляет моей плоти немало страданий. Верую, что ниспосланы они Господом для укрепления меня в Истине.

Людовику передал еще тысячу флоринов. Девушке по имени Клара преподнесены коралловые серьги и шкатулка тонкой работы, вырезанная из дерева, которое называют бразильским[22]. В стране Лошак[23], откуда она была доставлена одним купцом по имени Томазо Генуэзец, этого дерева растет видимо-невидимо. Лошки, то есть жители страны Лошак, добились немалого мастерства в обработке бразильского дерева. Цветом подобно оно спелому красному винограду. Та шкатулка была сплошь украшена искусно вырезанными человеческими телами, непристойно оголенными и творящими блуд. Не хотел платить за нее пятнадцать флоринов, но Клара очень просила.

Воистину грех соблазняет слабейших, ибо таковы все женщины. К этим пятнадцати флоринам добавил еще три за серьги и пять отдал той же девушке, как обычно на нужды. За стол и вино уплачено восемь флоринов. В другой раз запишу здесь рассказ Томазо-генуэзца, который повидал многое достойное памяти.

Неаполь, лето Господне 1345, месяца июня 1-й день

Купец Томазо из Генуи рассказал нам много удивительного о тех странах, в которых побывал, так что решил представить его госпоже Иоанне для увеселения. Женскому роду свойственно любопытство. Людовик же, напротив, был равнодушен к истории Томазо и оживился, лишь когда тот приступил к описанию мучительных пыток, свидетелем которых был в Китае, находясь при дворе великого хана. Я заранее попросил Томазо поярче изложить эту сцену, чтобы проверить свои наблюдения по поводу Людовика. Тот, зевавший в продолжение всего рассказа, теперь словно проснулся и стал задавать вопросы по поводу устройства различных пыточных приспособлений, в которых китайцы великие мастера. Его жестокость я и раньше приметил, ибо не пропускает здесь ни одной казни, зрелища сколь развратного, столь и бессмысленного. Но для наших целей это хорошо, ибо искали мы человека, не знающего меры в жестокости своей. Такой, как Людовик, не подсыплет яду и не пустит стрелу в спину, но будет наслаждаться убийством врага.

Означенный Томазо выехал из Генуи в марте 1325 года от Рождества Христова на корабле, державшем путь в Акку, оттуда переправился морем в страну турков. Люди они простые, язык у них грубый, тело сплошь покрыто черной шерстью, как у зверей, да и нрав их подобен звериному. Очень вероятно, что скоро дойдут они до Константинополя[24], если греки не бросят суеверия свои и не воссоединятся со Святой матерью церковью. Тогда господин наш папа благословит вассалов своих взять крест[25]и защитить Константинополь от турков. Только, зная греков, во все это я не верю. Нет более подлого, вероломного и ленивого народа, которому за грехи его и вероотступничество приготовил Господь кару посредством турков.

Некогда один из государей этого королевства приобрел титул короля Иерусалимского[26], другой – императора Константинопольского, хоть оба никогда не были ни в Иерусалиме, ни в Константинополе. Королева Иоанна унаследовала титул королевы Иерусалимской, тогда как императрицей Константинопольской является ее тетка и мать принцев Таранто, Роберта и Людовика, которые теперь борются за постель своей кузины и королевы. Помимо пустого звания принадлежит той императрице только герцогство Ахейское, что располагается на юге Греции. Остальное вернули себе греки, но, думаем, ненадолго.

От турок двинулся Томазо на север, в страну, которая называется Великая Армения. Там находится гора, высотою до самого неба, на которой стоял Ноев ковчег. Еще севернее живут грузины. Есть у них подземный источник масла, и много его – до сотни судов можно зараз загрузить тем маслом. Есть его нельзя, а можно жечь или мазать им верблюдов, у которых короста. Издалека приходят за тем маслом, и во всей стране только его и жгут. Турки называют это масло нефтью. Горит оно долго, так что с небольшого кувшина можно отапливать день и ночь целый дом, если бы не отвратительный запах. Впрочем, кто будет принюхиваться, когда стоит холод, какой бывает у нас в Авиньоне.