и музыкальных произведений (10). В своей книге Music, Language, and the Brain («Музыка, язык и мозг») Анирудх Патель приходит к выводу, что в музыке присутствует «тенденция к созданию нарративов» (11). Существует, разумеется, инструментальная музыка, однако когда она становится успешной и востребованной, то, как правило, приобретает форму программного музыкального произведения либо симфонической поэмы, сами названия которых и отдельные музыкальные нюансы стимулируют воображение слушателей. По мнению музыковеда Энтони Ньюкомба, классическая симфония представляет собой «положенный на музыку роман», в котором, пусть в общих чертах и на уровне эмоционального восприятия, просматривается конкретная история (12).

Теории заговора в нарративах

Часто базой для популярных нарративов служит концепция «мы против них» – тенденция делить все на черное и белое, выявляя пороки и глупость конкретных персонажей истории. Шутки зачастую возникают вокруг персонажей – представителей какой-либо другой группы. В крайнем случае события могут рассматриваться в качестве доказательств воображаемого заговора. По мнению историка Ричарда Хофштадтера, который отмечал немало примеров беспочвенных теорий заговора в истории США, нарративы демонстрируют «почти трогательную заботу о фактах» (13), несмотря на то что факты эти часто практически абсурдны. Разумеется, стремление людей быть в курсе заговоров объяснимо, ведь история знает множество примеров реальных заговоров. Однако человек, судя по всему, имеет врожденный интерес к различным заговорам и, стремясь обезопасить себя от происков посторонних сил, выстраивает доверительные отношения с друзьями, с кругом которых он себя идентифицирует.

Эта склонность, по-видимому, связана с человеческими принципами взаимности и мести предполагаемым врагам – двумя тенденциями, которые, как было установлено, имеют отношение к экономическому поведению с точки зрения готовности уступить при ведении переговоров или стремлению наказать за нечестное поведение, даже если это повлечет за собой экономические потери (14).

История и нарратив

Слова «нарратив» и «история» часто используют в качестве синонимов. Однако, согласно определению онлайн-словаря Merriam-Webster, нарратив – это «способ представления или понимания ситуации либо ряда событий, который отражает и продвигает конкретную точку зрения либо систему ценностей» (15). Таким образом, нарратив представляет собой историю или ряд историй особого вида, в которых делается акцент на важных элементах и подчеркивается их значимость для слушателя. Обычно нарративы предполагают перечисление нескольких реальных либо вымышленных событий, хотя зачастую эти события упоминаются лишь для того, чтобы осветить основную идею и сделать эту концепцию «вирусной».

Склонность создавать простые нарративы даже вокруг масштабных цепочек событий присутствует и у людей поистине аналитического склада ума. Известный во всем мире гроссмейстер Гарри Каспаров так рассказывал о своем опыте: «Самая большая проблема состоит в том, что даже сами игроки могут наступать на одни и те же грабли, рассматривая шахматную партию как некую историю, последовательный рассказ, в котором присутствуют начало, середина и конец, а также несколько поворотов сюжета по ходу повествования. А в конце истории, разумеется, присутствует мораль» (16).

Историк Хайден Уайт подчеркивает различие между историческим нарративом и исторической хроникой, которая представляет собой лишь перечень событий: «Стремление людей толковать исторические истории как завершившиеся события я предлагаю интерпретировать как потребность в получении ими некоего морального смысла, причем цепь реальных событий расценивается с точки зрения важности каждого из них в рамках разворачивающейся моральной драмы» (17).

Создавая свои теории, экономисты как бы надеются на то, что какой-то великодушный диктатор разработает и реализует некий особый план, благодаря которому удастся достигнуть максимального общественного благополучия. Но человека, который сумел бы разработать подобный план, в природе не существует. Зато есть люди, которые могут быть эгоистами, альтруистами или теми и другими одновременно. И на их поведение могут оказывать влияние различные истории.

О сценариях и чемоданах на колесах

По мнению психологов Роджера К. Шанка и Роберта П. Абельсона, говоря о нарративах, следует понимать, что это не более чем поведенческие сценарии (18). Эти сценарии также называют социальными нормами, и они в некоторой степени влияют на наши решения, в том числе в экономической сфере. Например, «правило благоразумного человека» в финансовой сфере является социальной нормой, которая оказывает влияние на экономику. Фидуциары и эксперты не имеют права действовать по собственному усмотрению. Они, напротив, должны поступать как «благоразумные люди», что, по сути, означает следование какому-то конкретному сценарию (19).

Когда люди оказываются в непонятной ситуации и не знают, как им следует поступить, они вспоминают о нарративах и примеряют на себя роли, о которых слышали прежде. Они будто бы играют в пьесе, которую видели ранее. О рациональности подобного поведения можно поспорить. С одной стороны, можно понять стремление скопировать поведение очевидно успешного человека, даже если логика этого поведения не ясна. Те, чье поведение копируют, могли иметь свои неведомые или неочевидные причины для того, чтобы поступить так, как поступили, а последовавший за этим успех говорит о том, что они как минимум выбрали правильную линию поведения. Однако традиционные экономические теории не учитывают подобную аргументацию. Они рассматривают следование чужим поведенческим стратегиям как спонтанный, а не продуманный выбор в пользу принципа «если сомневаешься – подражай». Такая спонтанность не укладывается в рамки предположения экономистов о том, что индивид стремится повысить собственную эффективность, используя любую доступную информацию. Наоборот, следование сценариям других людей зачастую выглядит несколько глупо.

Люди зачастую проходят мимо идей, если те не являются частью сценария или не представлены достаточно наглядно. В вышедшей в 2003 году книге The New Financial Order («Новый финансовый порядок») я уже писал, что некоторые из достойных разработок в области финансов практически нигде не внедряются. Я задался вопросом, почему так происходит, и в качестве примера упомянул историю создания чемодана на колесах. Такие чемоданы стали популярными в 1990-е годы после того, как пилот авиакомпании Northwest Airlines Роберт Плат создал чемодан Rollaboard, у которого появились не только колеса, но и выдвижная ручка. При этом более ранний вариант чемодана на колесах Бернарда Сэдоу, созданный им в 1972 году, широким спросом не пользовался.

Путешественнику приходилось тянуть чемодан Сэдоу за кожаный ремень. В целом же модель была удобной, хотя и не без недостатков – чемодан иногда заваливался на бок. Тем не менее это изобретение стало большим шагом на пути модернизации чемодана без колес. Сэдоу столкнулся с большими трудностями, когда попытался представить свой чемодан на рынке – его разработка никого не заинтересовала. Но почему так вышло? Ведь идея была хорошей, и сегодня почти у каждого путешественника есть чемодан Rollaboard или подобный ему, уже более современной модели. Выбирая чемодан, большинство людей даже не допускают мысли о том, чтобы купить модель без колес.

Спустя несколько лет после выхода «Нового финансового порядка» мне на электронную почту пришло письмо от бывшего