чернокожих ребят, которые 1 февраля 1960 года проигнорировали требование покинуть закусочную, в которой не обслуживали темнокожих. Молодые люди спокойно сидели и ждали, пока их обслужат, до самого закрытия заведения. На следующий день они вернулись уже в более расширенном составе. Благодаря сарафанному радио и вниманию со стороны СМИ история стала «вирусной»: в течение нескольких недель сидячие протесты охватили большую часть Соединенных Штатов.

По словам Поллетты, повышенный интерес к этой истории не был в полном смысле слова случайным. Активисты пытались популяризировать историю, но не стремились взять под контроль само общественное движение, расширение которого в значительной степени происходило лавинообразно. Придуманное в 1960 году выражение «сидячая забастовка» породило настоящую эпидемию, развитию которой соответствовала дугообразная кривая, подобная кривой эпидемии болезни (см. рис. А.1). Согласно Google Ngrams, выражение «сидячая забастовка» (sit-in) набирало популярность еще на протяжении десяти лет – вплоть до 1970 года. Движение дало жизнь новому выражению «забастовка учителей и студентов» (teach-in), популярность которого нарастала по схожей траектории. Правда, оно не достигло масштабов сидячей забастовки и быстрее пошло на спад.

Несколькими поколениями ранее другая история заставила белых сочувствовать тяжелому положению чернокожего населения США. Она появилась благодаря опубликованному в 1852 году роману Гарриета Бичера-Стоу «Хижина дяди Тома». Эта книга стала самым успешным романом XIX века: было продано более миллиона экземпляров, хотя население страны в то время было значительно меньше нынешнего, к тому же не каждый мог позволить себе купить дорогую книгу. В романе рассказана история старого раба – дядюшки Тома, который любит детей и рассказывает истории маленькой невинной девочке – дочери своего рабовладельца Еве. Ева умирает от внезапной болезни, но прежде просит отрезать пряди ее волос и раздать рабам в надежде встретиться с ними на небесах. Тома разлучают с женой, детьми и продают жестокому рабовладельцу Саймону Легри, который нещадно избивает его за отказ бить другого раба.

В книге есть несколько примечательных эпизодов, в числе которых побег невольницы Элизы с ее четырехлетним сыном. Она решилась на это, узнав, что хозяин собирается продать ее мальчика. Убегая от гончих рабовладельца, Элиза перебирается по тонкому льду реки Огайо, крепко прижимая к себе сына. В 1852 году был написан популярный хит Eliza’s Flight (изданный в виде нот), в северных штатах США появились многочисленные постановки под названием «Шоу Тома», в которых, как правило, присутствовал и эпизод побега Элизы. Все это, вероятно, привлекло к произведению внимание гораздо большего числа людей, чем напечатанная книга. Ставшие нарративами образы дядюшки Тома, Саймона Легри и Элизы, несомненно, повлияли на решимость северных штатов захватить южные после их выхода из союза. В 1861 году началась Гражданская война, ставшая грандиозным по своей значимости событием для населения и экономики страны.

Об универсальности нарратива

Антропологи, изучающие поведение людей, характерное для различных культур в поисках универсальности нарративов, обнаружили группу поведенческих норм, присущих любому человеческому обществу и каждому отдельному человеку. Они назвали их «универсалиями».

Антрополог Дональд Э. Браун выявил важную для читателей этой книги универсалию о том, что люди «используют нарративы для того, чтобы объяснять произошедшее и рассказывать истории» (4). По сути, нарративы представляют собой уникальный феномен, не присущий ни одному другому виду, кроме человека.

Более того, некоторые исследователи предположили, что способность рассказывать истории отличает человека от животных, и даже предложили называть наш вид Homo narrans (Фишер, 1984 г.), Homo narrator (Гоулд, 1994 г.) или Homo narrativus (Ферранд и Вейл, 2001 г.) – «человек, рассказывающий историю». Может быть, такое наименование было бы более верным, чем Homo sapiens (т. е. «человек разумный»)?! Нам лестно считать себя представителями Homo sapiens, но, возможно, это название не совсем точно отражает суть.

В античной Греции философ Платон высоко оценил значимость нарративов. Свои философские воззрения он выражал в форме вымышленных диалогов с участием знаменитого Сократа. Именно благодаря мощному воздействию нарративов его работы популярны по сей день. В диалоге «Государство», написанном около 380 года до н. э., персонаж Платона утверждает, что правительство должно ввести цензуру на популярные истории. Беседуя с Адеймантом, Сократ говорит: «Я не утверждаю, что эти ужасные истории не несут вообще никакой пользы, однако существует опасность, что они сделают наших стражей слишком возбудимыми и чувствительными» (5). В трактате «Об ораторе» (55 г. до н. э.), который, по сути, посвящен нарративам, римский сенатор Цицерон пишет: «Природа создает и формирует людей остроумными подражателями и рассказчиками; их взгляд, голос и иные средства выражения мысли помогают им донести свои идеи» (6).

У других видов есть своя культура, но ее не передают нарративы. Как же другие живые существа получают базовые навыки выживания вроде знания о том, каких хищников следует остерегаться? В ходе экспериментов было доказано, что страх перед змеями заложен у обезьян генетически, как и страх птиц перед ястребами. Более того, эксперименты показывают, что обезьяны и птицы приобретают этот страх, наблюдая за тем, как нападают на их сородичей. Они также приобретают этот страх, причем страх устойчивый, становясь свидетелями обстоятельств, которые пугают других представителей их группы даже в том случае, когда такие нападения не происходят (7). Однако такой механизм передачи культурной информации несовершенен, а способность рассказывать истории, используя для этого язык, присуща только людям. Сила человеческих нарративов, вызывающих чувство страха, состоит в том, что соответствующая информация может быть получена в отсутствие контакта с провоцирующими страх факторами. Если нарратив обладает достаточно большой силой воздействия и способен спровоцировать яркий эмоциональный отклик, он может вызвать сильную инстинктивную реакцию по типу «бей или беги».

Универсальными также являются нормы вежливости при ведении диалога, что способствует передаче нарративов от человека к человеку. Базовые правила вежливого общения подразумевают взгляд в глаза собеседнику, приветствие в начале диалога и прощание по его завершении. Соблюдение этих норм делает общение приятным для второй стороны. Как показывают экспериментальные исследования, эти нормы настолько укоренились в сознании людей, что мы проявляем определенную вежливость, даже когда общаемся посредством компьютера (8). Если понаблюдать за любым человеческим сообществом, мы увидим людей, сидящих перед телевизором или вокруг костра и разговаривающих друг с другом – а чаще набирающих сообщения и размещающих посты в социальных сетях – с целью увидеть реакцию других людей и получить обратную связь, подтверждающую либо опровергающую их собственные мысли. Складывается впечатление, что человеческий мозг стремится объяснить происходящие события, создавая соответствующие нарративы в ходе социального взаимодействия.

Некоторые исследователи также высказывали идею о том, что наш вид следует называть Homo musicus, то есть «человек музыкальный», поскольку представители всех человеческих культур сочиняют музыку, тогда как для других видов живых существ это не характерно (9). Лингвист Рэй Джекендофф проводил много параллелей между особенностями умственной деятельности при обработке мозгом человека нарративов