Жизнь женщины улучшается после 1150 года. Жилища патрициев, помещения в домах-усадьбах (мануарах) и замках сеньоров становятся более просторными и комфортабельными; особенный прогресс наблюдается после 1200 года. Интимная сторона семейной жизни, женская стыдливость, равно как и общительность, наконец получают возможность уединиться, отгородиться от постоянного многолюдья (главным образом мужского), характерного для жилищ знати. Прежде в замковой башне была всего лишь одна комната, служившая и спальней, и местом сбора дружины, и парадным залом, и трапезной; в этом единственном жилом помещении все, и мужчины, и женщины, принадлежавшие к небогатому дворянству, теснились вплоть до 1110 года! Однако последующие улучшения налицо: появляются супружеская спальня, женская комната для дружеских посиделок, прежний зал в башне используют под комнату для больных или рожениц, в новом просторном парадном зале выгораживают уголки, где можно уединиться и спокойно побеседовать… Пространство в новопостроенных зданиях начинает интенсивно обживаться, и частная жизнь становится значительно более приятной. Улучшение бытовых условий изрядно способствует расцвету куртуазности: желанная, обожаемая, почитаемая, дама имеет возможность укрыться от нескромных взоров, и устремления мужчин, питаясь воспоминаниями, переносятся в сферу чистого и возвышенного.

Окруженная свитой девушек-прислужниц, юными бедными племянницами, родственницами и служанками, дама много часов проводит в «женском обществе», в апартаментах, расположенных всего в нескольких метрах от парадного зала или от зала оружейного, где развлекаются мужчины. В урочное время мужчины принаряжаются, и все встречаются вместе, чтобы попировать и поболтать. В феодальных замках женская комната (по-окситански cambra) является своего рода убежищем, куда имеет доступ только хозяин дома; впрочем, нередко дверь в женский покой приоткрывается, пропуская в святая святых очередного фаворита. В зависимости от планировки замка дамская половина может представлять собой небольшой дом, построенный в центральном дворе замка. В укрепленных поселениях, которых с начала XII века[63] в Лангедоке становится все больше, складывается обычай, согласно которому сеньор предоставляет своей новой супруге дом, расположенный в селении, господином которого он является; потом дама передаст дом своей старшей дочери, которая сохранив его за собой, в случае вдовства сможет уединенно жить в нем.

Подтверждено документально (век спустя официально оформленные бумаги будут называть «нотариально удостоверенными»), что в совместной жизни знатной супружеской пары время от времени наступают перерывы, тогда жизнь супругов протекает раздельно. В документах можно найти описания сценок из обыденной жизни и, в частности, периодов временной разлуки владельца замка со своей половиной: тогда все женщины, что есть в доме, объединяются вокруг оставшейся за хозяина жены сеньора и принимают в свой узкий круг только отдельных представителей мужского пола (обычно это капеллан, жонглер и несколько слуг). Тем временем вокруг сеньора тоже группируется свой круг преданных людей, состоящий из клириков и рыцарей; многих из них нередко можно встретить в сельской церкви или же на рынке, где они прогуливаются и предаются праздной болтовне. Жизнь врозь может длиться несколько недель или даже месяцев, в зависимости от того, куда отправляется мужчина — в крестовый поход, на войну или же инспектировать свои владения. В жаркое время года сеньор большую часть времени проводит в поле, под палящим солнцем, охраняя посевы и виноградники и надзирая за сбором урожая. В это время его супруга и дочери в одиночестве сидят у себя в замке, уединенно высящемся на одном из многочисленных утесов.

Власти и война в XII столетии

Поступая на службу к сеньору, трубадуру приходится поддерживать своих покровителей во всех их распрях. В XII веке война часто сводится к стремительному разбойничьему набегу, нескольким маневрам, рассчитанным на устрашение врага, временному перемирию, недолгим переговорам и краткосрочным обязательствам, которые берут на себя обе стороны. Во время такого «веселого» — по словам трубадура Бертрана де Борна — блиц-похода отряды рыцарей вступают в схватку и обмениваются яростными ударами, нанося друг другу жестокие раны, зачастую неисцелимые.

Потом, подсчитав потери и трофеи, соперники расходятся. Мир подписан, однако ни для кого не секрет, что уже через несколько месяцев он наверняка будет нарушен. Новых союзников обычно находят в процессе переговоров; наиболее прочными узами считаются узы родства, поэтому союзники стремятся подкрепить соглашение заключением выгодного брака; иногда прочный союз может быть основан на чувстве соперничества. Во время набега люди сеньоров убивают друг друга, берут заложников, вытаптывают крестьянские поля, угоняют скот, разрушают хижины крестьян[65]. Льется кровь, гибнут невинные люди; феодальные распри возмущают нашу современную чувствительность. Однако ужасы грядущего века, когда войны по своему характеру приблизятся к современным, оставят далеко позади страх перед набегами отрядов разбойных сеньоров. Люди перестанут запоминать имена погибших, ибо они станут исчисляться сотнями и тысячами: в июле 1209 года никто не сможет проехать по улицам Безье, ибо они заполнятся трупами жителей города; в пламени костров, разожженных правоверными захватчиками-северянами в Минерве, Лаворе и Монсегюре, сгорит весь цвет аристократии и крестьянства юга Франции; после битвы при Мюре, «этом втором сражении при Бувине»[66], огромное поле будет усеяно телами рыцарей и арбалетчиков. Титулы и имена рыцарей, павших от меча в этой битве, станут достоянием жест (chansons de geste), хронисты старательно впишут их в свои фолианты, но большинство погибших так и останутся безымянными трупами, превратятся в простые цифры.

Где и какие тлеют угли, подогревая южнофранцузские конфликты еще до начала Крестового похода, получившего название Альбигойских войн, какой ветер в 1209 году раздул это пламя?[67]