И в тот же миг существо, до этого подававшее лишь слабые признаки жизни, вскинулось, обеими руками ухватило сержанта за ногу, оплело его пояс ногами, резко дернувшись, опрокинуло человека на спину и взгромоздилось на него сверху, как наездник. Что оно собиралось сделать, было совершенно непонятно. Но почему-то ничего хорошего никто не ожидал.

Сержант воткнул в бок чужаку нож, но тот даже внимания на это не обратил.

– Ну, здорово, – с тоской произнес Портной.

После чего поднял автомат и короткой очередью, стреляя почти в упор, разнес чужаку голову.

– Иди, посмотри, были там мозги или нет, – предложил он Тарье.

Девушка пренебрежительно фыркнула и отвернулась.

Поди пойми, что у нее на уме.

– Крови у них нет. – Сержант поднялся на ноги и в сердцах пнул ногой все еще судорожно дергающееся тело. – Это уж точно.

– Возможно, это только заготовки, – сказала Тарья, по-прежнему глядя в сторону. – Кровь, как и одежда, появится позже.

– А вам не кажется, что мы строим предположения на тему, о которой не имеем ни малейшего представления? – спросил Портной.

– Кажется, – тут же кивнула Тарья. – В ученых кругах это называется спекуляцией.

– А нам это надо?

Вопрос повис в пустоте.

Макарычев тронул ногой затихшее было тело, в ответ на что оно вновь начало корчиться в судорогах.

– Рана на боку затянулась, – сообщил Макарычев. – А голова не восстанавливается.

– Но при этом тело и не распадается на уины, как было с девочкой, – добавила Тарья.

– Чуднó, – покачал головой сержант.

– Почему никто не занимается серьезным изучением информационных башен? – задал неожиданный вопрос Портной.

– С чего ты это взял? – спросила Тарья.

– Я ничего не читал на эту тему.

– Может быть, это закрытые исследования.

– У меня это седьмая башня. – Макарычев подкинул нож и поймал его за рукоятку. – Ликвидаторы выжигают башни до основания, так, что от них только серая труха вроде золы остается. И не было случая, чтобы вместе с ликвидаторами приезжали ученые, которые что-нибудь там замеряли, брали образцы… – Сержант еще раз подкинул нож. – По-моему, это неправильно.

Сказал – и направился к следующему вздутию на стене.

– Почему? – спросил Портной.

– Потому что врага нужно знать в лицо.

Макарычев с размаха всадил в пузырь нож и резко дернул его вверх.

Не дожидаясь приказа, Портной бросился помогать сержанту.

– Тоже мне, исследователи, – глядя на них, усмехнулась Тарья. – Любимый научный метод – вивисекция.

То ли оболочка второго пузыря оказалась тоньше, то ли Макарычев с Портным, приспособившись, действовали сноровистее, только распороть пузырь им удалось всего за несколько минут.

Как и в первый раз, из разреза сначала потекла вязкая жидкость.

– Господин сержант?

– Да?

– Вам не кажется, что эта жидкость кетчупом пахнет?

– Каким?

– Что – каким?

– Кетчупы разные бывают.

– Не знаю… Да обычным самым…

– Нет.

– А чем тогда?

– Лапшой с креветками.

– А…

– Что?

– Я никогда не ел лапшу с креветками.

– Напрасно.

Из разреза вывалилось тело.

– Вот же мерзость!

У тела были руки, ноги, голова. Даже глаза, безразлично пялящиеся в пустоту, тоже имелись. Вот только кожи у него не было. Каждая мышца, каждое сухожилие были так четко прорисованы, что чужак мог бы служить превосходным анатомическим пособием для студентов медвуза. Или сниматься в фильмах ужаса.

Скаля изумительно белые зубы, он начал подниматься на ноги.

Макарычев подошел к нему сзади, приставил к затылку ствол автомата и нажал на спусковой крючок.

– Идем дальше, – кивнул он Портному.

За полчаса они вскрыли все десять пузырей, лепившихся к стенке башни. Из каждого вывалилось тело в той или иной стадии готовности. Все чужаки были убиты выстрелами в голову. Хотя слово «убиты» в данном случае не совсем уместно. Тела с изуродованными головами то и дело начинали судорожно дергаться. Некоторое пытались подняться на ноги, но теряли равновесие и падали.

– И не противно вам? – поинтересовалась у мужчин Тарья.

– А чо? – развел руками Портной. – Крови-то все равно нет. Вот с кровью, наверное, было бы противно.

– Напрасный труд. Все равно ведь, когда прибудут ликвидаторы…

– У ликвидаторов своя работа, – перебил девушку Макарычев. – А у меня – своя.

– А смысл?

– Смысл в том, что теперь я точно знаю – эти твари не люди. И я, не задумываясь, снесу голову любой из них.

– Вот только как ты отличишь ее от человека, когда встретишь среди людей?

– В самом деле! – хлопнул ладонью по столу Безбородко. – Отличный вопрос! Сможете ли вы, сержант, отличить рипа от человека?

– Кого? – озадаченно сдвинул брови Макарычев.

– Рипы – так мы называем нанореплики людей, – напомнил Безбородко. – Профессиональный жаргон. Происходит от первых букв английской фразы «Rest In Peace» – «Покойся с миром». Ее обычно на могильных плитах пишут.

– То есть вы их как бы заранее похоронили? – усмехнулся Макарычев.

– Может быть, мы их, а может, они нас, – без улыбки ответил Лев Феоктистович. – Время покажет… Так как насчет моего вопроса, Сергей?

– Я думаю, что смогу отличить рипа от живого человека. Может быть, не с первого взгляда, но смогу. Есть у них что-то необычное в поведении. Какая-то заторможенность, что ли… И взгляд пустой, ничего не выражающий. Хуже, чем у селедки на блюде.

– Скорее всего, вы имели дело с незавершенными рипами. Башня, в которой вы их нашли, выросла вдали от единого информационного пространства, поэтому ей приходилось экспериментировать. Рипы, которых мне доводилось видеть за кордоном, ничем не отличаются от обычных людей. У них даже кровь течет из порезов.

– Кот!

– Кот?

– Спиногрыз. Так зовут моего кота.

– И – что?

– Он чувствует в рипах чужаков. Вообще-то, Спиногрыз очень добрый и ласковый кот. Готов часами лежать на коленях у любого, кто согласится его гладить. Но к рипам он даже подходить близко отказался. Весь взъерошился, шипеть начал. Поначалу, когда он так на девочку отреагировал, я решил, что Спиногрыз просто не в настроении. Такое ведь и с котами случается, если встанет не с той лапы. Но потом я попытался поднести его к тому голому культуристу, которого Портной возле башни вырубил. Реакция была та же самая.