густой блевоты…

Зоркий, мудрый, великий Ленин,

Как случилось, недоглядели

И в товарищи пригласили

Всех, кто служит нечистой силе:

Атеистов, христопродавцев,

Арестантиков, да мерзавцев?

Покумекали мы всем сходом

Да решили, что зря в угоду

Ты доверился иноверцам,

Староверам, жидам, да немцам.

Где, когда это было слышно,

Чтоб евреи в министры вышли?

Присосутся ведь, как пиявки,

Кровопийцы, из-под прилавка

Православную нашу веру

Продадут, как пить, изуверы.

Как Христову плоть, лиходеи,

Испоганят всё иудеи.

А германцы жидам, что сваты,

Уж такие жуки, да хваты;

Сколько лет при царях как братья

Всё с боярами да со знатью

На Руси, словно шиш, торчали

Да людьми нас не замечали.

И, поверь мне, товарищ Ленин,

Объегорят тебя евреи!

Впрочем, что я мелю, Емеля…

Состязаться с тобою мне ли?

Ты же в этих делах учёный

И видать по всему крещённый.

Чай землицу и чай свободу

Обещал ты принесть народу.

Жисть вольготная впереди.

Я ж согласный, как все, веди!

Трошки грамоте подучуся,

С буржуями я разочтуся…

Свой дожёвывая лучок,

На урок пришел мужичок.

XXX

Повезло же тебе, Россия!

Дождалась своего мессию

И за ним вереницей вслед

Пробиралась ты тридцать лет

По просёлочным злым дорогам,

Лагерям, рудникам, острогам.

Над тобою, как обелиск,

Солнца черного крался диск,

И лучи тяжелее стали

По уставшим глазам хлестали…

Из болотистых гиблых мест

Шла Россия, несла свой крест…

Словно двоечник на урок

Кошку дохлую приволок!

1980

Примечание. За прошедшие 25 лет с момента написания автор кардинальным образом сменил своё отношение к Сталину. Подтверждение многим моим мыслям встретил в выступлениях Вассермана (вот уж кого в предвзятости не обвинить).

О сегодняшнем Тёркине и о дедовщине

Дедами оставленный в тесной каптёрке

Кемарил солдат за столом на скатёрке,

И вынув потёртый блокнот с гимнастёрки,

О жизни писал наш сегодняшний Тёркин.

А рядом за стенкой, придя с самоволки,

Товарищи спали, тамбовские волки,

Готовили юношу к воинской славе,

Слегка побивали, как всех на заставе

Армейским ремнём — нету способа лучше.

А как по-другому к порядку приучишь?

Салага всё принял, набрался терпенья,

Писал стенгазету с дедов одобренья.

Посмотрим, в минуту нечастого бденья

Какие ему представлялись виденья,

Не фразы дежурные из газетёнки,

А что написал бы сегодняшний Тёркин.

«В старушечьей позе на милого тело

Из мира иного подруга смотрела,

Рукою поглаживала покрывало…

Ей тело внимало. Оно умирало,

От прошлых побоев согласно кивало,

Что вместе пожить им случилось так мало.

Поднять настроение силились губы:

Чем крепче натура — тем легче дать дуба.

Того, кто удачно вернулся с заданья,

Не взводный замучит — комар забодает

Из вечной глупейшей его поговорки,

Что с ним повторяют тамбовские волки.

Кто им не товарищ — куда ему деться?

В каптёрке побитому не отсидеться.

Одно остаётся — принять облик волчий

И выть на луну от тоски поздней ночью.

Да так, чтобы твой не проснулся товарищ,

Иначе схлопочешь ремнём вдоль седалищ.

Того же, кто вздумает здесь куролесить,

В Полесье к невесте доставит груз Двести.

Кило в рот печенье, да два шоколада —

Такая солдата хламида-монада».

Пока эту повесть писал срочник Тёркин,

Лицом он раз пять утыкался в скатёрку.

Последняя фраза совпала с побудкой —

«Прости, дорогая, за глупые шутки.

Нам правды из шуток не остерегаться,

До нашей заставы ей век не добраться,

А что просочится хоть наполовинку,

Разгуливать ей с дедовщиной в обнимку…

Мы служим Отчизне достойно и сносно

И жизнь за неё отдадим без вопросов!»…

А как быть ребятам, что правильно мыслят?

Писать на гражданку подобные письма.

2009

О лысинах и дождях или Ленин был гриб

Упала на лысину капля дождя,

Но не омрачилась головка вождя,

И не замутились тревогой глаза —

Им влага любая, что божья роса.

Идут на Руси проливные дожди

И словно грибы вырастают вожди.

Вожди неизбывны, как в море вода,

Природой дарованы нам навсегда.

Над каждым из них свой стоит херувим,

В них каплями метит на зависть другим,

Мечтающих также с башкою босой

Самим оказаться под божьей росой.

Возможен ли в мире такой суховей,

Чтоб высушил головы всяких вождей,

Великие сжал черепа с ноготок,

Легко разместил на ладони с пяток,

Упрятал в музей под свинцовым стеклом

Для ознакомления, кто незнаком,

И биркой снабдил, чтоб не путать потом,

Где Тутанхамон, а где так управдом.

Исчезнут харизмы, от спор и грибниц

Не будут страдать очертанья границ.

А то, что народ наш едва не погиб —

Так есть подозренье, что Ленин был гриб.

Возможно, дождёмся, пройдёт суховей,

Но сможет ли мир обойтись без вождей?

Ведь всех херувимов постигнет беда —

Им божьей росой кого метить тогда?

Собака лает, ветер носит

Собака лает, ветер носит.

По всей округе слышен брёх,

Наружу рвущийся от злости

На блох, что носит Кабысдох.

Когда-то грелку он дербанил,

Жил как на туте шелкопряд,

Теперь с одной ногою в бане

Обрёхивает всех подряд,

Кто в дом проходит, где бывало

Некоронованный король

С ногами лез на покрывало,

Играя королевы роль.

А нынче в роли реваншиста

В дом возвратиться он грозит,

А пёсик белый и пушистый,

Хоть псиной от него разит.

Собачек злобных и горластых

Ругать огульно не резон.

Подобное встречаем часто

У наших звёзд и примадонн.

Сдержать себя у них нет мочи,

Что сволочи — совсем не факт…

Одно меня печалит очень,

Что далеко им до собак.

2011

Умеет мой хозяин жить

Умеет мой хозяин жить.

А как он жрёт, а как он жрёт…

Его хоть впору выносить

Хвостом вперёд, хвостом вперёд.

Не пальцем деланный, небось,

Где скрасть — пронырливый хорёк.

Вот уж кому чужая кость

Не поперёк, не поперёк.

Хозяин мой не изувер,

Но лапу в пасть к нему не ложь!

Хоть вовсе он не бультерьер,

Но как похож, но как похож.

Всяк выбирает по себе.

Я выбрал и вовсю горжусь,

И чем короче моя цепь,

Тем ближе я к ботинку жмусь.

Грех на хозяина роптать,

Пойду-ка лучше я поем,

А то ведь можно схлопотать,

Как надоем, как надоем.

Сам — из потомственных дворняг,

Привычно мне вилять хвостом

И выходить из передряг…

Он тоже связан со двором.

Особняком его сарай,

Прислуга там — ворюги сплошь…

Вот где, скажу, собачий