— Я еще раз повторю, что, может быть, вам захочется подышать свежим воздухом в другом месте, а не в Лондоне, — шепотом ответил он.

Ему был не нужен такой враг, как Косгроув. Но очевидно, он только что обнаружил, что есть по крайней мере одна черта, которую он не переступит или не позволит переступить ей. Во всяком случае, он ничего ей не сказал. Как далеко заведут его убеждения, он не имел представления.

— Вы это серьезно? — Второй раз за это утро у нее был по-настоящему испуганный вид. — Какая от этого может быть польза?

— Вам не придется выходить замуж за Косгроува. Если вы так образованны, как утверждаете, я мог бы где-нибудь найти для вас место гувернантки. Среди моих знакомых есть и порядочные люди, поверьте.

— А Косгроув начнет требовать десять тысяч от моей семьи, и они будут дважды преданы. Сначала разорены поступками Джеймса, а затем моими.

— Это все приводит нас опять к Джеймсу. Его поступки вынуждают вас спасать себя.

— А как же мои родители? Он задумался.

— Они продали вас чудовищу. Пусть сами и расплачиваются.

Розамунда ответила ему свойственным только ей прямым, тревожившим его взглядом. Выражение ее лица озадачило его. Что это было? Жалость? К себе или к нему?

— Не думала, что вы посоветуете мне совершить подлость и предать мою семью, — тихо сказала она. — Я этого не сделаю, спасибо, что уделили мне время, но я не могу принять вашу помощь.

Перемены и капризные повороты человеческой натуры давно уже не удивляли Брэма. Но это удивило его. Она удивила его.

— А вы, Розамунда, — дура!

— Возможно. Но я преданная дура. Если бы даже у меня не было обязательств перед родителями за то, что вырастили меня, у меня есть сестра и зять, а в Сомерсете еще племянница и племянник. Они заплатят за мой эгоизм дороже, чем я. И вы должны согласиться, что, когда Косгроув захочет попытаться… изменить мой характер, я тоже буду иметь шанс повлиять на него.

— В аду не бывает шансов.

— Но он еще никогда не выражал желания жениться. Это впервые. Может быть, теперь ему хочется начать новую жизнь.

— Кого вы пытаетесь обмануть? Ибо меня это не убеждает, моя дорогая.

Она судорожно сглотнула и опустила глаза.

— В таком случае вы остаетесь со своим мнением, а я — с долгом спасти свою семью, и, полагаю, нам больше не о чем говорить.

Брэм и раньше заставлял женщин плакать, но это было нечто новое. Он отчетливо почувствовал, что только что опустился ниже в следующий круг ада. Должно быть, уже недалеко дно преисподней. Но было бы хуже, если бы он не попытался предупредить Розамунду Дэвис и просто наблюдал, как она в полном неведении идет к своей гибели, лишил бы ее последней капли надежды!

Ему не понравилось нервное напряжение, охватившее его. Прежде, когда такое ощущение возникало, он предпринимал все возможное, чтобы избавиться от него. Что же делать сейчас?

— Вам бы помогли уроки, — медленно произнес он, — которые, как предполагается, порядочная молодая леди получает только от своего мужа.

Розамунда подняла голову:

— Уроки — это только слова. Какой в них прок?

Он кивнул, почувствовав что-то похожее на надежду. Он понял это по выражению ее лица. Что-то чуточку изменилось к лучшему.

— Смотря от кого они исходят…

— Конечно, нет ничего плохого в том, что я услышу нечто полезное. Во всяком случае, я хотела бы узнать, что меня ожидает.

— Согласен. — Он чуть заметно улыбнулся. — Вы все равно не избавитесь от меня, потому что задолжали мне вальс.

— Может быть, вы не такой уж страшный, как я сначала думала, Брэм Джонс.

— Я предлагаю, миледи, на некоторое время воздержаться от вашего мнения на мой счет. Пока еще рано.

Поскольку он согласился просветить молодую леди, которую, как ни странно, находил привлекательной, относительно приемов и капризов развратника и негодяя, не касаясь ее руками, он не мог поручиться за свои суждения или здравый ум. При сравнении даже ограбление казалось делом простым.

— Могу я рассчитывать, что Салливан Уоринг продаст мне лошадь? — неожиданно спросил виконт Лестер.

— Разумеется, если бы у тебя были наличные деньги, — ответил Брэм. Он был погружен в собственные мысли и считал, что такого ответа достаточно, но избавиться от Джеймса Дэвиса мало кому удавалось. По части «приставания» ему не было равных.

— Одолжите мне эти деньги, — попросил юноша. — Или я выиграю их у вас.

Это был неплохой способ заполучить еще около сотни фунтов, но, взглянув на Розамунду, он тут же выбросил шальную мысль о легком обогащении из головы.

— Я не сажусь за карты, когда у партнера нет шансов, — сказал Брэм. — Если ты до сих пор не понял этого, Лестер, то ты безнадежный игрок.

У Лестера вытянулось лицо.

— Послушайте! Это нехорошо с вашей стороны, Брэм. Никак не ожидал.

— А что ты хотел, чтобы я ответил тебе? Самое первое правило игры — никогда не рисковать на сумму, которую ты не можешь себе позволить потерять. Ты, как я знаю, не выполнил его.

— Косгроув говорит, что прежде чем выигрывать, ты должен проиграть. Такты узнаешь манеру играть других игроков.

Господи! Лестер говорил абсолютно как мальчишка, совсем зеленый и глупый. Брэм подумал, что никогда не был настолько наивным, даже в детстве. Ему захотелось отвесить этому щенку подзатыльник.

— Ты проиграл десять тысяч фунтов, Джеймс. Думаю, ты показал свое умение всем в Мейфэр.

— Косгроув говорит…

— Завтра вечером я иду обедать к моему брату, — поспешил перебить его Брэм, опасаясь, что может передумать — Ты и леди Розамунда пойдете со мной. Мы будем играть в фараон после обеда. Вот и посмотрим, как ты умеешь сражаться.

Розамунде такая идея не слишком понравилась, но это было лучшее, что он мог придумать, чтобы удержать ее брата от еще большей беды, за которую ей придется расплачиваться. По крайней мере под его наблюдением Лестер проиграет не слишком значительную сумму.

Не сделала ли она ошибки? Розамунда завязала ленты капора, собираясь спуститься в небольшой садик у Дэвис-Хауса, чтобы нарвать свежих цветов для своей спальни и дать себе отдохнуть от голосов матери и Беатрисы, звучавших у нее в голове и раздававшихся во всем доме.

Родители продали ее дьяволу. И тогда она обратилась к другому дьяволу и заключила с ним своего рода сделку. Отец с матерью стремились спасти семью, а она старалась уберечь только себя. Ведь родным не придется жить под кровом Косгроува. А если Брэм сможет как-то объяснить ей, чего ждать от маркиза, она, по крайней мере, немного приготовится к этому. Предупрежден — значит вооружен. До сих пор Брэм Джонс не сообщил ей ничего, от чего ей стало бы легче, — скорее наоборот. Было просто ужасно, что жестокий, бессердечный распутник называет другого человека, своего друга, чудовищем. Особенно когда оставалось чуть меньше месяца до того момента, который свяжет ее с этим исчадием ада на всю оставшуюся жизнь. Дрожь пробежала по ее спине. Еще какое-то время она сможет притворяться, что ничего ужасного не произойдет, что ей просто приснился этот приближающийся брак, или, что ее отец нашел деньги, чтобы заплатить долг Джеймса. Но чем ближе становилась роковая дата, тем все более тревожные мысли терзали девушку. И тогда не думать, о предложении Брэма сбежать, становилось все труднее.