– Неужели официальный Париж не мог заставить его замолчать или просто вышвырнуть с острова?

– Центральные власти поступили еще хуже – они уничтожили двух сыновей барона. Оба умерли страшной смертью, и после этого барон уже никогда не был таким, как прежде. Именно вскоре после их гибели Гийом замыслил свое так называемое «пророчество». Международный картель, ничего подобного которому Ротшильдам и не снилось. В то время как Ротшильды открыто распространяли свою банковскую сеть по всей Европе, Гийом пошел в противоположном направлении. Он вербовал могущественных людей себе в союзники. Все эти люди в прошлом обладали огромным состоянием, полученным в наследство или нажитым лично, которого лишились, – и, подобно барону, жаждали мщения. Эти первые члены Матарезе держались в тени, избегали любой публичной известности, предпочитая распоряжаться своими богатствами издалека. Для этой цели они нанимали подставных лиц, разного рода адвокатов и поверенных, и, снова возвращаясь к Бонапартам, они использовали тактику, провозглашенную Наполеоном Первым. Тот как-то сказал: «Дайте мне достаточное количество медалей, и я одержу победу в любой войне». Точно так же первые Матарезе раздавали титулы, высокие должности и баснословные жалования, словно Рокфеллер – гривенники[19]. И все это ради единственной цели: они стремились оставаться полностью анонимными. Видите ли, Гийом понимал, что его план создания всемирной финансовой сети осуществится только в том случае, если ключевые игроки будут выглядеть абсолютно чистыми перед законом, будут выше подозрений в нечистоплотности.

– Боюсь, это не совсем соответствует той информации, которую я получил, готовясь приступить к этой работе, – сказал оперативный сотрудник ЦРУ. – Больше того, полностью противоречит.

– О, вот как?

– Да, сэр. Два человека, оживившие наш интерес к Матарезе, – вот почему я здесь – описали эту организацию как зло. Первый назвал ее «высшим злом», второй – «воплощением зла». Поскольку оба эти заявления были сделаны престарелыми людьми, которые стояли на пороге смерти, к их словам прислушались бы даже в суде… Вы же описываете нечто другое.

– Вы правы, и в то же время вы ошибаетесь, – сказал Скофилд. – Я описал «пророчество» Гийома так, как замыслил его он сам, и пойми правильно, святым этого человека никак нельзя было назвать. Барон стремился к полной и абсолютной власти, но гений его заключался в том, что он признавал практические и философские императивы…

– Очень мудреное выражение, – прервал его Прайс.

– Зато очень точное, – поправил его бывший сотрудник ЦРУ, – и очень уместное. Если задуматься над этим, Матарезе почти на столетие опередили свое время. Барон хотел создать то, что впоследствии получило название «Всемирный банк», «Международный валютный фонд» и даже «Трехсторонняя комиссия». Для того чтобы достичь этой цели, его сподвижники должны были выглядеть кристально чистыми перед законом.

– В таком случае, если предположить, что меня ввели в курс дела правильно, что-то случилось, что-то изменилось.

– И это действительно так, тут ты прав. Матарезе превратились в чудовищ.

– Как это произошло?

– Гийом умер. Одни говорят, он скончался в объятиях женщины, которая была моложе его на пятьдесят лет, а ему самому тогда уже было под девяносто. Другие в этом сомневаются. Так или иначе, его наследники – так их называл барон – накинулись на его финансовую империю, словно пчелы на мед. Механизм был отлажен, Матарезе разрослись по всей Европе и Америке, деньги и, что гораздо важнее, конфиденциальная информация перетекали еженедельно, а то и ежедневно. Организация превратилась в невидимого осьминога, который бесшумно следил за многими десятками предприятий, национальных и международных, угрожая обнародовать их грязные делишки и незаконную прибыль.

– По сути своей – своеобразный аппарат, осуществляющий полицейский контроль над самим собой во всем, что связано с финансовой деятельностью – как на внутреннем, так и на международном уровне, я правильно понял?

– Лучшего определения мне слышать не приходилось. В конце концов, кому как не продажной полиции лучше всех знать, как нарушить закон, охранять который она призвана? Наследники не упустили момент. Конфиденциальная информация, которая текла между различными отделениями Матарезе, перестала использоваться только для шантажа; она стала продаваться. Размеры прибыли взлетели до небес, и последователи Гийома потребовали свою долю многократно увеличившихся доходов. Черт побери, Матарезе расползлись по всем континентам и превратились в подпольный культ – в буквальном смысле этого слова. Подобно коза ностре, новых членов заставляли приносить торжественную клятву, а высшее руководство даже украшало свое тело особой синей татуировкой, говорившей об их высоком ранге.

– Да это же похоже на какое-то безумие!

– А это и было настоящим безумием, но только в высшей степени эффективным. Успешно пройдя испытание, новый член Матарезе мог больше ни о чем не беспокоиться до конца дней своих: финансовая стабильность, иммунитет от законов, свобода от стрессов обычной жизни; главное – он должен был беспрекословно повиноваться своему руководству, выполнять любые приказы.

– Отказ выполнить приказ был равносилен смертному приговору, – сказал Прайс.

– Разумеется.

– Итак, насколько я понимаю, вы описали нечто похожее на мафию или корсо.

– Боюсь, мистер Прайс, ты снова ошибаешься – ошибаешься в самой сути.

– Поскольку я пью бренди у вас дома, наслаждаюсь вашим гостеприимством, о котором даже не мечтал, почему бы вам не обращаться ко мне Камерон, или, еще лучше, просто Кам, как это делают все мои близкие друзья?

– Как ты уже понял со слов моей жены, я – Брэй. Моя младшая сестра не могла выговаривать имя Брэндон лет до четырех, поэтому она звала меня Брэем. Так это имя и осталось за мной.

– Ну а мой младший брат не мог выговорить имя Камерон. У него получалось «Крамром» или, что еще хуже, «Комаром», поэтому он в конце концов остановился на сокращении Кам. И это имя также осталось за мной.

– Брэй и Кам, – усмехнулся Скофилд, – чем-то напоминает название провинциальной юридической фирмы.

– Я буду очень рад – нет, сочту за честь, если наши имена будут упоминаться вместе. Я ознакомился с вашим послужным списком.

– Почти весь он – бессовестное преувеличение; это делалось, для того чтобы выставить в благоприятном свете мое начальство и аналитиков. Так что знакомство со мной едва ли благоприятно отразится на твоей карьере. В конторе слишком многие считают меня просто психом, которому повезло, а то и чем-то похуже. Гораздо хуже.

– Это мы пропустим. Так почему я снова ошибся? Ошибся в самой сути?

– Потому что Матарезе никогда не набирали в свои ряды головорезов; по иерархической лестнице поднимались не за количество «мокрых дел». О, разумеется, если им приказывали, они убивали. Но никаких кровавых расправ и пальбы на улицах; как правило, и никаких трупов. Если же совет Матарезе, а был и такой, принимал решение осуществить показную жестокость, для этой цели специально нанимались громилы, причем проследить, кто именно сделал заказ, оказывалось невозможно. Но своих членов для такого рода работы Матарезе никогда не использовали. Они были руководителями.