Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Между тем в своей последней работе Н. А. Митрохин утверждает, что Е. Г. Либерман «был негласным представителем заметной школы харьковских экономистов, которые получили возможность продвигать свои идеи» после резкого усиления в партийно-государственной элите «украинской политико-административной группировки, пришедшей во власть в период «воцарения» Никиты Хрущева». Внутри этой группировки были различные региональные «группы», в том числе и «харьковская», лидером которой был Н. В. Подгорный, а ее видными членами — П. Е. Шелест, В. Н. Титов, В. М. Чураев, В. Ф. Гарбузов, Н. А. Соболь и А. М. Румянцев, знакомые еще со студенческих лет. Последний как раз и курировал школу харьковских экономистов, которая «обеспечивала идейную и образовательную платформу для консолидации всей «харьковской группы»[1041]. Более того, свои истоки харьковская школа вела с основателя Харьковских высших коммерческих курсов профессора П. И. Фомина, который в имперский период был правой рукой потомственного дворянина и крупного заводовладельца, председателя Совета Съезда горнопромышленников Юга России Николая Федоровича фон Дитмара.
Надо сказать, что реформаторские идеи довольно давно поселились в голове Евсея Григорьевича Либермана, который еще весной 1956 года, будучи зав. кафедрой экономики и организации машиностроительного производства Харьковского инженерноэкономического института, защитил докторскую диссертацию с характерным названием «Пути повышения рентабельности социалистических предприятий», которая гораздо позже в дополненном виде была опубликована в виде отдельной монографии[1042]. На сей же раз, развивая идеи своей диссертации, он предложил сделать ряд «осторожных», но важных шагов в сторону превращения советских предприятий в самостоятельных товаропроизводителей. С этой целью предполагалось:
— освободить все госпредприятия от мелочной опеки центральных плановых органов, которые отныне должны устанавливать задания только по объему и номенклатуре продукции, а также по срокам их поставок. Все же остальные плановые показатели предприятия должны разрабатывать сами, устанавливая прямые связи со своими смежниками на основе договорных соглашений;
— для заинтересованности предприятий в выполнении плановых заданий и повышении качества продукции сделать важнейшим оценочным показателем прибыль;
— установить долгосрочные нормы рентабельности для самих предприятий и целых отраслей, определяемые как отношение прибыли к производственным фондам, и в случае выполнения всех этих нормативов поощрять предприятия, оставляя им часть их же прибыли для стимулирования коллектива и отдельных его работников;
— отдавать на откуп «командирам производства» вопросы производительности труда, себестоимости своей продукции, капиталовложений в основные фонды, закупки новой техники и оборудования, штатного расписания и формирования фонда заработной платы;
— упорядочить систему ценообразования, сделать ее более гибкой с тем, чтобы более технологичная продукция была рентабельна, а значит, и выгодна для самих производителей.
Понятно, что все эти новации были весьма необычны для того времени и вызвали очень неоднозначную реакцию. Поэтому появление такой статьи в центральном партийном органе, как считает В. Н. Лисовицкий, стало «своего рода «пробным шаром», запущенным сторонниками очередных реформ» с тем, чтобы «выяснить реакцию различных социальных и политических сил на возможные перемены»[1043]. А почему для столь важного зондажа мнений был выбран мало кому известный профессор провинциального вуза, а не кто-то из тогдашних корифеев научного сообщества, объясняется довольно просто. С одной стороны, выражение подобной «идейной ереси», конечно, было делом небезопасным, и «в случае отрицательного результата таким человеком не жалко было и пожертвовать», тем более что Е. Г. Либерман уже сидел в 1938–1939 годах, когда находился под следствием о шпионаже по доносу одного институтского «коллеги». Но была, вероятно, и другая причина. Е. Г. Либерман представлял крупный промышленный регион страны с большим количеством машиностроительных предприятий, ситуацию на которых он прекрасно знал, заведуя уже упомянутой кафедрой Харьковского инженерно-экономического института. Чуть позже он еще дважды изложил свои главные идеи по поводу реформы хозяйственного механизма промышленного производства. Первый раз — на страницах ведущего научного журнала «Вопросы экономики» в своей новой статье «Планирование производства и нормативы длительного действия», а второй раз — в докладе «О совершенствовании планирования и материального поощрения работы промышленных предприятий», который был направлен в ЦК КПСС.
Разумеется, предлагаемые новации, которые, по мнению Л. Н. Лазаревой[1044], «выбивали «замковый» камень из сталинской экономической модели», базой для которой было неукоснительное подчинение рентабельности самих предприятий всей народнохозяйственной рентабельности, не могли не вызвать отрицательной реакции у многих ортодоксов, прежде всего «классических плановиков», которые сразу обвинили Е. Г. Либермана в покушении на нерушимые основы социализма. В связи с возникшим накалом страстей он даже был вынужден покинуть свой институт, где проработал более четверти века, и перейти на экономический факультет Харьковского госуниверситета, где прослужил до конца своих дней профессором кафедры статистики и учета.
Между тем в том же сентябре 1962 года вокруг проблем, поднятых в статьях Е. Г. Либермана, развернулась общесоюзная экономическая дискуссия, которая продолжалась вплоть до зимы 1964 года. В ходе этой дискуссии либермановские идеи были поддержаны не только крупными учеными-экономистами, в том числе такими маститыми академиками, как В. С. Немчинов и С. Г. Струмилин[1045], но и директорами ряда промышленных предприятий и видными специалистами Госплана СССР. Как считает В. Н. Лисовицкий, все это означало, что задуманная реформа опиралась на реальную социальную базу, прежде всего советских управленцев-технократов, которым были особо близки проблемы, «связанные с частыми сбоями в хозяйственном механизме», и которые воспринимали все эти проблемы как «необходимость ремонта этого механизма», но без слома самой его конструкции, пригодность которой ими никоим образом не ставилась под сомнение.
В ходе начавшейся дискуссии, которая прошла 25–26 сентября 1962 года на расширенном заседании Научного совета по хозяйственному расчету и материальному стимулированию производства при АН СССР[1046], а затем довольно быстро выплеснулась на страницы центральной прессы, где столь же быстро оформились три лагеря, которые та же Л. Н. Лазарева условно поделила на: 1) «консерваторов» — открытых