Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Два высоких камня поставили стоймя, оставив узкий промежуток между ними. Сверху положили третий камень. Образовалось нечто вроде арки, на которой развели костер. Это и называлось «огненными воротами». Через них полагалось протащить больную на шкурах.
Петр Арианович зажмурил глаза, но и с закрытыми глазами продолжал видеть перед собой изжелта-бледное, замученное лицо своей жены и огненные брызги, которые летели во все стороны от костра…
Он никого больше не подпустил к ее телу и сам похоронил Сойтынэ рядом с их жилищем. И мертвая она должна находиться рядом с ним!..
На тризне Петр Арианович не присутствовал.
Спать он не мог и присел на чурбачок у порога. В стойбище мелькали, кружились, плясали огоньки. Душу Сойтынэ согласно ритуалу провожали всем племенем в далекий путь.
Как непрочно, однако, было все, чему он пытался научить «детей солнца»! Стоило нахлынуть беде, и сразу же обнаруживалось их устрашающее невежество, будто мрачная бездна разверзлась под ногами.
В ту ночь, слушая монотонный рокот бубна, Петр Арианович почувствовал себя особенно одиноким в горах Бырранга. Приступ отчаянной, убийственной тоски овладел им.
Мрак Заполярья надвинулся на него со всех сторон. Затянутое тучами небо — ни единого просвета, ни самой малой звездочки — низко нависло над головой.
— Умерла… Сойтынэ умерла, — повторял Петр Арианович, вслушиваясь в эти слова и не веря в них, не понимая их.
Шестнадцать лет они прожили вместе.
Сойтынэ очень горевала, что у них нет детей. Зато все силы своей души она обратила на любовь к Тынкаге. С каждым годом она понимала его все лучше и лучше! И это так помогало жить, бороться!
Неужели она никогда не посмотрит на него снизу вверх своими узкими глазами, не скажет ласково: «Говори еще. Я пойму. Скоро я стану понимать все, что ты будешь говорить»?
Неужели не будет больше петь, склонившись над оленьей шкурой у очага: «Мой могучий, сильный муж — самый сильный человек в горах! Ему подвластны снега в ущелье и вода в реке»?
Нет, нельзя так! Нужно взять себя в руки!
Петр Арианович вошел в жилище и присел к столу.
В дневник еще не были записаны результаты последнего наблюдения над линией снегов у перевалов. Надо было продолжать работу. Надо было продолжать ее во что бы то ни стало!
Петр Арианович не услышал, как, откинув меховой полог, вошел Нырта. Гость стоял у порога, наверное, уже несколько минут, и только по его прерывистому дыханию географ догадался, что кто-то есть в жилище.
Лицо охотника было печально. Он очень любил свою сестру и гордился ею — лучшей песенницей среди женщин котловины. Кроме того, его мучили угрызения совести: он не сделал того, что нужно было сделать. Ведь Сойтынэ просила его послать за Тынкагой.
— Садись, Нырта, — откашлявшись, сказал Петр Арианович. — Отдохни. Сейчас допишу, будем горячую воду пить…
Нырта склонился над очагом, чтобы заварить сухой травки, заменявшей в котловине чай, и вдруг услышал странный кашель за спиной. Он обернулся. Тынкага тяжело дышал, плечи его поднимались и опускались. Хриплые, лающие звуки вырывались из горла. Глаза были сухи.
Нырте стало жутко. Он никогда еще не видел, как плачет мужчина. Тынкага не умел плакать. Плач был мучителен для него. Он сидел за столом и плакал, плакал, задыхаясь, кашляя, отвернувшись от своего друга.
Когда пароксизм горя прошел, Нырта молча поднялся и направился к выходу. На пороге охотник остановился, будто вспомнил что-то важное.
— Слушай! — Голос его прозвучал неожиданно громко. — Я спрошу. Ты скажи правду.
— Хорошо.
— Ответь: жили бы «дети солнца» там, в тундре, была бы жива Сойтынэ?
Петр Арианович молчал. Нырта порывисто схватил его за руку:
— Не понимаешь? Когда нашел свою душу в куске льда, который не тает — помнишь? — ты сказал: теперь в тундре хорошо! Идем туда! Хытындо сказала: нет, там плохо, туда нельзя. Сказала неправду? В тундре Сойтынэ не дали бы умереть?
Нырта весь подался к Ветлугину, в ожидании ответа.
Что мог Ветлугин ответить другу?
Наверное, на Крайнем Севере за эти годы возникли новые города, там должны были жить опытные врачи, которые оказали бы бедной Сойтынэ медицинскую помощь.
— Да, Сойтынэ не дали бы умереть!
Нырта ничего не ответил. Он молча натянул на голову капюшон и вышел.
Наутро он снова разыскал Петра Ариановича. Тот, стоя на коленях, записывал показания метеорологических приборов, находившихся подле его жилища.
Что бы ни случилось, показания надо было брать регулярно, три раза в день и в определенные часы. Иначе насмарку шла работа прошлых лет.
Но все время билась в виске надоедливая жилка, неотвязно, тоскливо выстукивала: «Умерла! Сойтынэ умерла!..»
Поблизости не было никого. Нырта тронул своего друга за плечо, сказал негромко:
— Я пойду в тундру. Посылай меня, Тынкага?
Ветлугин выронил от изумления дневник.
— Сойтынэ моя сестра, — пояснил Нырта. — Не хочу, чтобы кто-нибудь из моих братьев и сестер «умирал так, как умерла Сойтынэ… (Пауза.) И я видел твое горе, друг…
Географ выпрямился, не спуская глаз с Нырты. Это предложение было так неожиданно к удивительно, что он еще не мог подобрать слов для ответа. «Сын солнца» готов был преступить запрет Маук!
— С тобой будет Кеюлькан, — добавил Нырта. — Он всюду будет с тобой. Я сказал ему. Он мой сын. А я понесу кору. Пестри ее маленькими следами. По этим следам твои друзья придут, и больше в горах никто не умрет!..
— А гнев Хытындо?
Охотник склонил голову набок, прищурясь. В этом движении проглянул на мгновение прежний самоуверенный, жизнерадостный, чуточку хвастливый Нырта.
— Я бегаю быстрее старой толстухи, — сказал он. — Ее гнев не догонит меня!..
Глава 9
Эхо Бырранги
1
Савчук опустил письмо на колени и с удивлением посмотрел на нас.
Так вот кем был мертвый гонец!
Это был Нырта, добрый Нырта, отважный Нырта, верный друг Петра Ариановнча, когда-то сражавшийся с ним на поединке, а впоследствии пожертвовавший ради него жизнью!..
Как он сказал, уходя: «Хочу, чтобы никто больше не умирал в котловине!» И сам умер вскоре после того, как произнес эти слова. Длинная когтистая лапа Хытындо протянулась за ним и схватила его.
Однако посланные вдогонку убийцы побоялись встретиться с Ныртой лицом к лицу. Они обогнали его и ждали среди завалов леса, прячась так искусно, что даже чуткое ухо прославленного охотника не услышало их.
Иначе мы, конечно, увидели бы вокруг трупа Нырты несколько вражеских трупов. Он бы