Ламприер взял пальто, вывернул его наизнанку и плотно свернул. Затем он поднялся на верхний этаж и тихонько постучался в дверь. Из-за двери послышался скрип стула и быстрые шаги.

— Вовремя… — Дверь открылась. — Я уже ждал… Ох! — Портной поднял голову и увидел Ламприера. Раздражение на его лице сменилось удивлением, потом снова раздражением. — Я вам уже говорил, — проворчал он. — Только брюки. Если вы не возражаете… — И он попытался закрыть дверь.

— Брюки, — сказал Ламприер, протягивая сверток и переступая одной ногой через порог.

— Я слишком занят! — закричал портной.

— Брюки! — потрясал Ламприер своим пальто. Он навалился на дверь и толкнул. Портной отшатнулся, и Ламприер прошел в комнату.

— Где ваши дети? — невинно спросил он. — И ваша жена?

Портной молчал.

— Где ваша работа, которой вы так заняты? Ваши иголки? Нитки?

Но портной продолжал хранить молчание. Ламприер оглядел комнату. Узкая койка, стол, стул, книги, сваленные на полу у дальней стены.

Комната была точь-в-точь такая же, как его собственная.

— Кого вы ждали? — спросил он, хотя ответ ему был известен уже в тот момент, когда портной по ошибке принял его за того, кто был должен явиться к нему в это время. Он был того же роста, в такой же темной одежде. — Что выделаете?

Ответ лежал на письменном столе. Последние статьи его словаря, сложенные аккуратной стопкой, а рядом с ними — такая же стопка. Точная и тщательная копия. Ламприер молча смотрел на страницы.

— Вы копировали мой словарь, — сказал он. «Портной» кивнул.

— Весь?

Еще кивок. Ламприер немного подумал.

— Подписи, — произнес он. — Как вы…

— Я их опустил. И даты тоже. Не понимаю, почему они были перед подписями.

— Авторские права, мистер Копировщик, — резко бросил Ламприер.

— Это несущественно. Никакой разницы, — сказал копировщик.

Ламприер переварил это сообщение и попытался зайти с другой стороны.

— А мистер Прецепс неплохо платит, верно? Цель сегодняшнего визита Септимуса теперь была более чем ясна, даже если для самого Септимуса она оставалась загадкой.

— Вполне достаточно. Послушайте, мистер Ламприер, — «портной» заговорил задушевным тоном, — нет ничего странного в том, чтобы скопировать словарь. Я имею в виду, для надежности. У Кейделла не так-то безопасно…

— Без моего ведома? Втайне? За моей спиной? Мысль о том, что, пока он писал свой словарь, переписчик, сидящий у него над головой, следил за каждым движением его пера, копируя каждое слово, раздражала его до невозможности. Ему казалось, что его передразнивают, высмеивают. Ламприер взял со стола обе стопки.

— Я не знаю, зачем ему это понадобилось.

Переписчик попытался смягчить его, но Ламприер оттолкнул его, крепко сжимая в руках окончание словаря. Он вышел из комнаты и затопал вниз по лестнице, сбитый с толку и обуреваемый одновременно гневом и любопытством. Но, спустившись на свой этаж, он немедленно забыл и о бумагах, и о скомканном пальто. Его растерянность улетучилась, гнев испарился. Любопытство стало воспоминанием о любопытстве. У двери его комнаты стояла Джульетта. Она была одна.

На ней было кремовое льняное платье. Ламприер вспомнил, что в этом платье Джульетта была в то утро, когда выходила из кареты в приходе Сен-Мартин. Тогда она была сказочным, волшебным существом, до которого, казалось, было невозможно дотронуться. Чудесное видение. Ламприер приближался, и она повернулась к нему. Холмы и опаленные солнцем равнины острова Джерси остались далеко в прошлом, это лето было новой эрой. Но Джульетта была по-прежнему прекрасна.

— Вы пришли, — сказала она.

Джульетта села на кровать. Ламприер смотрел на нее, сидя на стуле. Поначалу у него отнялся язык. События последних месяцев сгрудились в одну запруду. Ему казалось, что если он вытащит одно, то обрушится сразу весь поток и погребет его под своей тяжестью. Джульетта напомнила ему вечер в библиотеке, они дружно рассмеялись, но потом резко умолкли, потому что воспоминание оказалось только вступлением. Она слышала о его работе, о словаре. Ламприер заметил, что до сих пор сжимает в руке последние страницы словаря, и положил их на стол рядом с пальто.

— Так он уже закончен? — спросила Джульетта, и Ламприер кивнул. Они сидели не шевелясь и глядели друг на друга.

— Вы могли бы уехать домой…

— Да, должно быть… — машинально ответил он, даже не задумавшись над смыслом ее слов. Взглянув на Джульетту, он почувствовал призыв в ее глазах. — Поедемте со мной! Мы вернемся вместе, — быстро проговорил он. Теперь он точно знал, чего хочет. — Мы могли бы бросить все это…

— Нет! — перебила Джульетта. — Я не могу, и не могу сказать вам почему. Потому-то я и пришла. Уезжайте, Джон, просто уезжайте теперь же.

— Ваш отец…

— Что вам известно? — Самообладание внезапно покинуло ее. — Расскажите мне! — В голосе ее послышалась мольба.

Ламприер был озадачен. Он начал рассказывать, что Уолтер говорил, будто ее держат в буквальном смысле слова как пленницу; что он сам видел, как она была испугана накануне, в архиве. Но когда он заговорил о виконте Кастерлее, умоляющее выражение ее лица сменилось обреченной покорностью. Голова ее поникла.

— Виконт мне не отец, — сказала она. — Он всего лишь мой опекун.

— Тогда давайте уедем, — настаивал Ламприер.

— Он знает, кто мой отец, — ответила Джульетта. — Скоро он мне скажет… — Но в ее голосе звучала безнадежность. — До тех пор я должна оставаться с ним. Я знаю, он скажет. В конце концов он должен сказать…

Она продолжала повторять это на разные лады, скорее убеждая себя, чем его. Наконец она смолкла. Ламприер снова стал уговаривать ее вернуться с ним на Джерси. Джульетта затрясла головой.

— Не понимаю, как вы вообще можете смотреть на меня! — взорвалась она.

Ламприер запнулся на середине предложения. Его щеки начали заливаться краской.

— Я узнала обо всем гораздо позже, — сказала Джульетта. — Поверьте, я не обманываю вас.,

Ламприер отвел глаза. Перед его внутренним взором — две части одной картины: окровавленное тело его отца, бьющееся в предсмертных судорогах, и обнаженное девичье тело под водопадом, тело той, которая сидела сейчас перед ним.

— Я думаю, — начал он, откашлявшись, — я думаю, что это случилось по моей вине, понимаете? Поэтому я и написал вот это, — он указал на последние страницы словаря. — Были и другие вещи: у де Виров, на фабрике Коуда… — На миг он замолчал. — Но я виноват поневоле. Видите ли, это непросто объяснить…

Он взял себя в руки.

— Да, — сказала Джульетта.