через три месяца, Лисов в постановлении пишет: «Варенников совершил преступление, предусмотренное статьей 1–1 Закона СССР «Об уголовной ответственности за государственные преступления».

4. 23 декабря 1991 года, то есть еще через месяц, тот же Лисов в своем постановлении пишет, что «уголовное дело в отношении (перечисляются лица, в том числе Варенников) в части измены Родине прекратить – за отсутствием состава преступления». И далее говорится, что вменяется обвинение – заговор с целью захвата власти, как самостоятельное преступление.

Но в Уголовном кодексе под такое самостоятельное преступление нет статьи!

Генпрокуратура в тупике. Думает восемь месяцев. Не прекращать же дело! А что скажут вверху? Не закон, а именно вверху – что скажут?!

12 августа 1992 года Степанков отменяет постановление Лисова и все возвращает к измене Родине с целью захвата власти, пункт «а» ст. 64 УК РСФСР.

24 августа 1992 года тот же Лисов, добросовестно переделав документ, предъявляет мне очередное обвинение в духе требований Степанкова, но предварительно за неделю до представления его мне, то есть 19 августа 1992 года, он публикует его в «Независимой газете». А затем уже появляется и обвинительное заключение.

Извините, у меня практики нет, но где еще можно найти такой правовой цирк? Такую насмешку над законом?!

Полтора года длилось только предварительное следствие. Весь Нюрнбергский процесс с момента ареста преступников до приведения приговора в исполнение занял год и четыре месяца. Так это какая война, какие жертвы, 24 преступника, из которых 2 освобождены по болезни, 3 оправданы, в том числе Дёниц – главнокомандующий ВМФ, – остальные наказаны.

На чем строилось предъявленное мне обвинительное заключение, что ему предшествовало, чем оно наполнено и как выглядит в правовом отношении – все это предельно вскрыто всеми без исключения свидетелями, Государственным обвинителем, защитой, моими показаниями и судом!

Но главное (и я это подчеркиваю еще раз) – конечная цель обвинительного заключения состоит в том, чтобы направить суд и общественное мнение по ложному пути, увести всех от главного, кто же подвел страну к катастрофе и кто насильно, вопреки желаниям народа, разрушил ее?

II. Несколько слов о статье 64 УК РФ.

Измена Родине всегда считалась и считается тягчайшим преступлением перед своим народом. Это преступление всегда вызывало и будет вызывать презрение и ненависть любых народов.

Что касается заговора с целью захвата власти, как разновидности измены Родине, то по нашему закону, как я понимаю, это понятие содержит в себе весьма конкретную цель: изменить существующий советский государственный и общественный строй.

Захват власти, как я понимаю, может быть совершен и из карьеристских побуждений, то есть это должно быть проявлено заменой законно избранных или назначенных руководящих деятелей государства в своих интересах.

Я также глубоко понимаю, что измена Родине – это (цитирую статью 64): «деяние, умышленно совершенное в ущерб государственной независимости или военной мощи СССР», и что лицо, решившееся на этот шаг, должно (как записано в Комментарии к УК РФ стр. 142, пункт 36) «желать совершать это деяние».

Генеральная прокуратура, чувствуя, что эти факторы для меня звучат дико, делает соответствующие, более подходящие, на ее взгляд, формулировки в обвинении. Я к этому возвращаться не буду.

Но объявленное на всю страну, на весь мир обвинение по ст. 64 плюс постоянное вдалбливание народу, что они виновны, они преступники, – это меня, конечно, очень беспокоило всегда! Даже и во время этого суда. Поэтому, чтобы прояснить этот вопрос, я всегда даже провоцировал собеседника на острый разговор.

И здесь каждому свидетелю, суд это помнит, я умышленно, прежде чем задавать ему вопросы, говорил, что обвиняюсь в измене Родине с целью захвата власти, в умышленном нанесении ущерба государственной безопасности и обороноспособности страны и что это обвинение предъявлено мне высшей в стране прокурорской ступенью – Генеральной прокуратурой.

Учитывая это мое обращение, плюс обстановку в стране, положение каждого на работе и т. д. – тут каждому из свидетелей, прежде чем отвечать на вопросы, есть над чем подумать.

Но я слышал только правдивые честные возмущения, предъявленные обвинением. Даже от свидетеля Нишанова.

III. О моем отношении к амнистии.

23 февраля Госдума приняла два важных постановления. Эти документы имеют ко мне прямое отношение.

Первое постановление – «Об объявлении политической и экономической амнистии».

Цитирую ту часть, которая касается меня: «В целях национального примирения, достижения гражданского мира и согласия в соответствии с пунктом «в» части 1-й статьи 103 Конституции РФ Госдума постановляет:

Первое. Прекратить все уголовные дела, находящиеся в производстве следователей, и дела, не рассмотренные судами в отношении лиц, привлекаемых к уголовной ответственности:

а) по событиям 19–21 августа 1991 года, связанным с образованием Государственного комитета по чрезвычайному положению (ГКЧП) и с участием в его деятельности.

Девятое. Данное постановление вступает в силу с момента опубликования. Пункты 1 и 2 постановления подлежат исполнению немедленно» (конец цитаты).

Конечно, Дума была обеспокоена тем, что людей, арестованных по событиям 3–4 октября, надо было во что бы то ни стало освободить. Но большинство голосов можно было получить лишь в том случае, если в одном пакете будут отражены интересы и той части депутатов, которые заинтересованы в амнистии лиц, привлеченных к уголовной ответственности за экономические преступления.

Однако одновременно (в пакете) Дума принимает второе постановление – «О признании утратившим силу постановления Государственной думы», которым отменяет принятое 16 февраля 1994 года постановление «Об утверждении состава комиссии по расследованию событий 21 сентября – 4 октября 1993 года».

Это был недопустимый компромисс, размен. Родственникам безвинно погибших 3 и 4 октября его трудно понять. Но мотив был ясен – под шумок освобождения людей из тюрьмы Ельцин решил замести все следы своего октябрьского преступления.

Прекращение деятельности комиссии по расследованию событий 21 сентября – 4 октября 1993 года означало, что отныне останется тайной, сколько погибло людей в период 3–4 октября и кто виновен в этой гибели.

Но будем честны до конца. Примененные в первом постановлении пышные фразы типа – «национальное примирение», «гражданский мир и согласие» и т. п. были не чем иным, как бутафорией. Ведь совершенно не понятно, о каком национальном примирении идет речь? Если имеется в виду район Северного Кавказа, так надо прямо так и сказать! Или гражданский мир и согласие – кто с кем должен жить в мире и согласии? Кто кем недоволен и почему? Это во-первых. Во-вторых, Ельцин этим шагом решил закрыть свой позор с расстрелом Дома Советов. В-третьих, почему должны по этому поводу принимать какой-то специальный документ? Ведь все то, что должно обеспечить мир и согласие, должно быть заложено в Конституции. Если