— Я представляю революционное движение, объединяющее ОДР, «Эризиан Клау» и еще несколько оппозиционных партий и организаций. Сегодня мы вышли из подполья и уже предприняли шаги...

Зал словно взорвался. Все так громко, загалдели, что Риппер не расслышал несколько следующих фраз. Вскочив с места, Советник заорал во всю глотку:

— Тишина! Всем замолчать!

Вроде подействовало. Шум в аудитории снизился до приемлемого уровня. Риппер опустился в кресло, прибавил громкость и снова впился глазами в ближайший экран.

— ... Полный контроль над ретрансляционной станцией «На полпути» и вспомогательными ретрансляционными станциями, — продолжал выступающий. — В настоящий момент продолжается грандиозное сражение за орбитальные лазерные батареи. Мы приняли решение поддержать наших японских друзей и союзников и уверены, что еще до исхода дня овладеем всеми рентгеновскими лазерами, размещенными на околоземной орбите. — Он поднял голову и значительно посмотрел в камеру. — Сегодня великий день, и мы не случайно выбрали его, чтобы донести до вас это сообщение. Меня зовут Кристиан Саммерс. Я бывший гвардеец Элиты, добровольно перешедший на сторону оппозиции. Как один из руководителей «Общества Джонни Реба», выступающего отныне рука об руку с «Эризиан Клау», я уполномочен ознакомить вас с резолюцией вновь созванного Конгресса Соединенных Штатов, незаконно распущенного пятьдесят лет назад.

Риппер уже догадался, что сейчас произойдет, и не сомневался, что к тому же выводу пришло большинство участников сессии. Его прошиб холодный пот; волосы на загривке стали дыбом.

В Нью-Йорке уже светает, но на Западном побережье утро только начинается. Утро 4 июля, утро Трехсотлетия независимости США. Кристиан Саммерс зачитывал текст громким, торжественным голосом, и слова его разносились по всем уголкам планеты и далеко за ее пределы:

— Четвертое июля две тысячи семьдесят шестого года. Заседание Конгресса незаконно оккупированных Соединенных Штатов Америки. Собравшиеся единогласно принимают следующую Декларацию.

«Когда ход событий приводит к тому, что один из народов вынужден расторгнуть политические узы, связывающие его с другим народом...»

Рев в зале стоял такой, что Риппер не стал даже пытаться утихомирить словно взбесившихся делегатов. Хотя звук был включен на полную мощность, он не разбирал ни слова и мог только наблюдать за бывшим гвардейцем, зачитывающим текст заявления, судя по всему слово в слово копирующего принятую триста лет назад Декларацию Независимости. Советник поднялся из-за стола и стал во весь рост, не отрывая взгляда от экрана. В голове была сплошная пустота; тело как будто онемело. Когда-то он ужасно гордился тем, что стал сенатором Соединенных Штатов. Нечто подобное Риппер испытывал и в эти минуты. Как ни крути, а он все-таки коренной американец. И останется им до самой смерти.

Патриотизм — достойное чувство, и он не мог не восхищаться беззаветной отвагой Кристиана Саммерса и его соратников, дерзнувших бросить вызов Объединению обнародованием документа, который новостные танцоры наверняка не преминут уже в ближайшие часы окрестить Второй Декларацией независимости. Однако, будучи политиком до мозга костей и посвященным во многие недоступные простым обывателям секреты, Дуглас Риппер отчетливо видел, к каким катастрофическим последствиям может привести этот шаг.

Еще немного постояв, он повернулся и, ссутулившись, побрел к выходу. Никто его не остановил, никто не заговорил с ним. Было такое ощущение, что ни один из коллег даже внимания не обратил на уход еще пять минут назад едва ли не самого влиятельного и перспективного политического лидера Объединенной Земли.

Слова он знал наизусть. Даже не слыша больше Саммерса, Риппер на ходу беззвучно повторял вслед за ним тяжеловесные, архаичные формулировки, эхом отдающиеся у него в мозгу.

«Для обеспечения этих прав людьми учреждаются правительства, черпающие свои законные полномочия из согласия управляемых...»

Он не замечал текущих по щекам слез, сознавая лишь, что такой мучительной сердечной боли не испытывал со дня смерти матери, скончавшейся около двадцати лет назад.

«В случае, если какая-либо форма правительства становится губительной для самих этих целей, народ имеет право изменить или упразднить ее и учредить новое правительство...»

Дуглас Риппер внезапно застыл как вкопанный и скорее упал, чем сел на мраморную ступеньку ведущей в холл зала заседаний лестницы. Навстречу ему поднимались около трех десятков вооруженных миротворцев в сопровождении не менее полусотни новостных танцоров, нагруженных голокамерами и прочим переносным оборудованием. Он обхватил лицо руками и обреченно прошептал сквозь слезы:

— Вразуми хоть ты, Господи, этих придурков, ибо не ведают они, что творят!

— Пора сматывать удочки, старина.

— Что? Как? — вскинулся я спросонок, с трудом разлепив глаза и оторвав чугунную башку от крышки письменного стола, за которым и задремал ночью, сам не заметив, как это получилось.

Трент обновил грим. Сегодня его клоунская улыбка изображала вселенскую печаль, хотя сам он выглядел бодрым и веселым.

— Давай подымайся, Нейл. Время поджимает.

— К чему такая спешка? — проворчал я хмуро, нащупывая ногой заветный чемоданчик с золотом, притулившийся под столом с правой стороны. — Что-нибудь случилось?

— Еще как случилось! Двадцать минут назад подпольщики провозгласили независимость. А нас атакуют их корабли. Судя по всему, они даже не в курсе, что «На полпути» защищает батальон отборной морской пехоты Космических сил.

— Эй, подожди, нельзя ли поподробней?

— Можно, — легко согласился Трент. — Мы немного пошумели по всему периметру, как будто нас здесь целый полк, и взорвали для острастки парочку тактических ядерных зарядов. Это их отрезвило и заставило временно отступить. Сейчас, должно быть, сидят и гадают, что им делать дальше.

— Тогда зачем торопиться?

— Эддор уже заполучил все, что хотел, — нетерпеливо пояснил Трент. — Япония восстала, Америка восстала, и теперь никто не осмелится препятствовать ему объявить военное положение. Как ты думаешь, что он предпримет первым делом? Правильно, пошлет сюда настоящих морских пехотинцев или даже миротворцев для охраны ретрансляционной станции.

— Иными словами, в твоих услугах он больше не нуждается. Трент расхохотался.

— Хуже того, старина! Отныне я для него враг номер один. Так что хватай свое золотишко и дуй за мной. Главное в нашем деле — это вовремя унести ноги.

Трент не шутил. Когда мы втроем — он, я и здоровяк клоун, больше похожий на борца-тяжеловеса — добрались до Десятого дока, посадка на «Лью Элтона» шла полным ходом. Мы не стали задерживаться и проследовали дальше, в Двенадцатый, где стояла личная яхта Марка Паккарда. Задержавшись у трапа, я спросил: