«А между тем, – думал он, – она не принадлежит к числу тех, которые могут быть поражены слишком сильно; она так спокойна и тиха всегда, словно приготовлена ко всему».

О чем могла бы она думать, поднимаясь по извилистой дорожке на гору? Может быть, она нашла совершенный покой без него и перестала чувствовать потребность в его любви. Все мы трепещем, когда находимся на краю какого-нибудь решения: надежда приостанавливается, трепеща крыльями.

Но теперь наконец она была очень близко, и Адам отошел от каменной стены. Случилось, что в ту самую минуту, как он выступил вперед, Дина приостановилась и обернулась, чтоб посмотреть на деревню: кто же, взбираясь на гору, не остановится и не посмотрит назад? Адам был рад этому: с тонким инстинктом влюбленного он чувствовал, что лучше, если она прежде, чем увидит его, услышит его голос. Он подошел к ней на три шага и сказал:

– Дина!

Она вздрогнула, но не обернулась, будто не связывала звука с местом.

– Дина! – повторил Адам.

Он очень хорошо знал, что у нее было в мыслях. Она так привыкла представлять себе впечатления чисто духовными внушениями, что не искала чего-нибудь вещественного, видимого, что сопровождало бы голос.

Но при втором разе она обернулась. С каким выражением страстной любви обратились кроткие, серые глаза на мужественного черноглазого человека! Она не вздрогнула более при виде его, она не сказала ничего, но подошла к нему так, что его рука могла обвить ее стан.

И они пошли так, молча; горячие слезы струились по лицу. Адам был доволен и не произносил ничего. Дина заговорила первая.

– Адам, – сказала она, – это воля Господа. Моя душа так связана с вашею, что я живу без вас только разделенною жизнью. И в настоящую минуту, когда вы находитесь со мною и я чувствую, что сердца наши наполнены одинаковой любовью, я сознаю полноту силы переносить и делать все, что назначено нашим Небесным Отцом, которой я не сознавала прежде.

Адам остановился и посмотрел ей в искренние, любящие глаза:

– В таком случае мы больше не разлучимся, Дина, пока не разлучит нас смерть.

И они поцеловали друг друга с глубокою радостью.

Существует ли что-нибудь большее для двух душ, чем то чувство, что они соединены на всю жизнь для того, чтоб поддерживать друг друга во всяком труде, находить успокоение друг в друге во всяком горе, помогать друг другу во всякой скорби, быть вместе друг с другом в безмолвных, невыразимых воспоминаниях в минуту последней разлуки?

Немного более чем месяц спустя после этой встречи на горе, в морозное утро в исходе ноября, была свадьба Адама и Дины.

То было необыкновенное событие в деревне. Все люди мистера Берджа и все люди мистера Пойзера праздновали этот день; и большая часть из тех, для которых этот день был праздником, явилась на свадьбу в своих лучших платьях. Я думаю, едва ли найдется житель Геслопа, отдельно поименованный в нашем рассказе и еще живший в приходе в это ноябрьское утро, который не был бы или в церкви, чтоб видеть свадьбу Адама и Дины, или около церковных дверей, чтоб приветствовать молодых, когда они проходили мимо него. Мистрис Ирвайн и ее дочери ждали у церковных ворот в своей коляске (у них была своя коляска теперь), чтоб пожать руку невесте и жениху и пожелать им всякого благополучия; а за отсутствием мисс Лидии Донниторн в Бате мистрис Бест, мистер Мильз и мистер Крег считали себя обязанными быть представителями фамилии на Лесной Даче при этом случае. Дорога, пролегавшая от церкви к кладбищу, вся была занята знакомыми лицами; большая часть видела Дину в первый раз, когда она проповедовала на лугу. Неудивительно, что они принимали такое горячее участие в ее свадьбе, потому что ни у кого не было в памяти чего-нибудь, напоминавшего Дину и обстоятельства, которые свели ее с Адамом Бидом.

Бесси Кренедж, в самом нарядном чепчике и платье, плакала, хотя и не знала хорошенько о чем, потому что, как умно рассуждал ее двоюродный брат, Жилистый Бен, стоявший рядом с ней, Дина не уезжала, и если Бесси скучала, то ей лучше всего было бы последовать примеру Дины и выйти за честного малого, который готов был жениться на ней. За Бесси, у самых дверей церкви, стояли дети Пойзеров, украдкой выглядывавшие из-за углов загороженных мест, желая видеть таинственную церемонию. На лице Тотти выражалось необыкновенное беспокойство при мысли, что она увидит, как кузина Дина возвратится домой старухой; по опытности Тотти, женатые люди не были уже молодыми.

Я завидую им всем, кто видел это зрелище, когда свадебная церемония кончилась и Адам повел Дину из церкви. В это утро она не была в черном; ее тетка Пойзер никаким образом не хотела допустить, чтоб Дина отважилась на такое дурное предзнаменование, и сама подарила свадебное платье, все серого цвета, хотя и сшитое по обычному квакерскому покрою, потому что в этом Дина не хотела уступить никак. Таким образом, ее белое, как лилия, личико с выражением сладостной важности выглядывало из-под серой квакерской шляпки, не улыбаясь и не краснея, но губы ее несколько дрожали под тяжестью торжественных ощущений. Адам, прижимая к себе ее руку, шел, как, бывало, прежде, прямо и не держа головы несколько назад, как бы для того, чтоб лучше видеть новую жизнь, открывавшуюся перед ним. Не потому, чтоб он чувствовал особенную гордость в это утро, как обыкновенно бывает с женихами, – его блаженство было такого рода, что ему было почти все равно, какого мнения были люди об этом. В его глубокой радости был некоторый оттенок грусти. Дина знала это и не была огорчена.

За невестой и женихом следовали еще три пары: во-первых, Мартин Пойзер, имевший такой же веселый вид, как большой огонь, в это морозное утро, вел тихую Мери Бердж, подружку, затем шел Сет, искренно счастливый, под руку с мистрис Пойзер, а за всеми Бартль Масси с Лисбет, Лисбет в новом платье и в новом чепчике, слишком занятой гордостью о своем сыне и наслаждением, что обладала единственною дочерью, которую только желала, и потому не имевшей в голове ни малейшего предлога к жалобам.

Бартль Масси согласился присутствовать на свадьбе по настоятельнейшей просьбе Адама, но протестовал против женитьбы вообще, а в особенности против женитьбы умного человека. Тем не менее мистер Пойзер подшучивал над ним после свадебного обеда насчет того, что он лишний раз поцеловал невесту в ризнице.

За последнею парою шел мистер Ирвайн, от души радовавшийся этому доброму утреннему делу – соединению Адама и Дины. Он видел Адама в самые страшные минуты горя, а могло ли то тягостное время посева принести жатву лучше этого? Любовь, которая принесла надежду и утешение в часы отчаяния, любовь, нашедшая себе дорогу в мрачную тюремную келью и в еще мрачнейшую душу бедной Хетти, эта сильная кроткая любовь будет спутницей и помощницей Адама до гроба.

Много раз пожимали руки при восклицаниях «Да благословит вас Бог!» и других добрых желаниях этим четырем парам у церковных ворот, и мистер Пойзер отвечал за всех с необыкновенным проворством языка: он решительно имел при себе весь запас шуток, приличных свадебному дню. А женщины, заметил он, только и умеют приставлять пальцы к глазам на свадьбе. Даже мистрис Пойзер не была в состоянии отвечать, когда соседи пожимали ей руки, а Лисбет начала плакать прямо в лицо самому первому человеку, сказавшему ей, что она снова становилась молодой.