— И вот еще что, последнее, Рикки. Никому даже не намекай на то, кто такие Холл и его приятель. Нужно все сделать так, чтобы это оказалось полным сюрпризом для большинства. Ты можешь обо всем разболтать только в назначенный день, но не раньше, понял? Если тюремщики разнюхают, что мы проведали про них, их уберут отсюда с быстротой молнии.

— А ты знаешь, как их называет молодой Бенджи? Бивис и Батхед.

Джорджио захихикал.

— Мне это нравится! Но обещай мне, что ты не разболтаешь раньше времени!

Рикки ехидно улыбнулся.

— Не волнуйся, грек, никто ни о чем не узнает, пока я не сочту нужным.

Маэв, папаша Брунос и Марио накрывали в ресторане столы, готовясь к вечеру. Они работали в дружелюбной тишине. Папаша придал последние штрихи красивой сервировке столов, разложив на них льняные салфетки, и отошел назад, чтобы полюбоваться своей работой… Жаль, что при дневном свете ресторан выглядел несколько обветшалым. Но при вечернем приглушенном освещении он будет казаться уютным: темно-красные абажуры настенных ламп придадут обстановке ощущение домашнего тепла.

— В новом году надо будет подумать о новом оформлении интерьера, — обронил Марио.

Папаша Брунос едва заметно кивнул.

— Что скажешь, мам?

Маэв потянулась, и при этом у нее болезненно скрипнули позвонки в спине.

— Господи, я бы и этим оформлением обошлась! Но ты прав, Марио. Это место становится слишком потрепанным. Даже для нас! — Сказав это, она рассмеялась, но каким-то низким, неестественным смехом.

Марио и папаша Брунос несколько секунд смотрели друг на друга. Потом папаша Брунос вздохнул и галантно подвел жену к стулу, стоявшему возле бара.

— Ну, ладно тебе, Маэв, кончай с этим. Что с тобой происходит?

Она повела плечами.

— Все подряд. Честно говоря, Па, ты же знаешь, какая я. Не обращай внимания. Я сегодня так себя чувствую, словно мне девяносто. Из-за всех этих дел.

Она посмотрела в широкое, открытое лицо мужа и почувствовала прилив любви к нему. «Папаша Брунос — хороший человек, честный в своей основе и добрый. Как же он породил Джорджио и Стефана? Особенно Стефана… Мэри хорошая, пусть она и немножко сноб. Нуала — горластая сука, но все равно хорошая девочка. И даже Марио, мой любимчик, хоть он и чудной, как часы с двумя отвесами, все равно по-своему хорош. Патрик — порядочный и нудный, как осенний день. Но откуда же у нас появились Стефан и Джорджио?»

— Ну, давай, Маэв. Мы с тобой слишком давно живем вместе, чтобы продолжать играть в загадки. Тебя что-то тревожит. Скажи мне, женщина. Расскажи, в чем дело.

— О, тут все сразу. Джорджио в тюрьме. Стефан подводит меня. Я не доверяю этому шельмецу. Потом эти подонки, что приходили сюда на прошлой неделе и пытались нас запугать. И опять все из-за этого беспутного Джорджио. Я беспокоюсь о Донне. Она ездила в Шотландию… Я вдруг узнаю от Долли, представляешь, что она отправилась туда отдохнуть! Ее муж отбывает восемнадцать проклятых лет, а она отправляется отдохнуть! В то время как у нас не хватает денег, чтобы наклеить на стены новые обои! Вот из-за чего я расстраиваюсь, Па. Именно из-за этого… О, и еще тот факт, что Стефан заправляет шлюхами. Да и Джорджио не так чист, каким все его считали. Нуала все еще гоняется за своим никудышным мерзавцем. Похоже, мы всех их неправильно воспитали…

Па положил крепкую, мускулистую руку ей на плечи.

— Мы вырастили их. Но сейчас они взрослые. Они сами решают, как им поступать. Мы только можем подбирать осколки и помогать им, когда у них дела идут плохо. Все это не похоже на тебя, моя яростная маленькая ирландка! Куда делся боец — женщина, которая могла перевернуть мир, а? — Он улыбался ей, пытаясь развеселить. Маэв это понимала. Она ценила его усилия, но ничто не могло поднять ей настроение. Ничто!

— Ирландка постарела, Па, — ровным голосом произнесла Маэв. — Стала стара как мир…

Она двинулась прочь из зала ресторана. Марио с Па молча смотрели ей вслед: спина у Маэв сильно ссутулилась, а ноги шаркали по полу, почти не отрываясь от него. У нее был вид побежденного бойца.

Па перевел взгляд на Марио. В глазах старика сверкали слезы. Он медленно покачал головой.

— Она справится, Па, — попытался утешать отца Марио.

Тот вытер слезы с глаз.

— Справится ли? А мы все?

Марио не ответил: просто не нашел, что сказать. Вместо этого он поднялся в квартиру вслед за матерью. Маэв пила чай и курила сигарету.

— Так куда именно ездила на отдых Донна? Маэв приподняла плечи и покачала головой.

— Не знаю. Долли сказала, что Донна ей ничего не желает говорить. Но старуха все равно что-то знает. Мимо этой болтливой суки не проскользнет никто.

Марио сел за маленький кухонный стол и налил себе чашку чая.

— Ты знаешь, Марио, это смешно, но я как раз думала обо всех вас, какими вы были милыми детьми. Я пыталась понять: могла ли я каким-то образом предвидеть, что из всех вас выйдет?

— Мам, ты вырастила нас. Но, как сказал папа, мы теперь взрослые и сами принимаем решения, сами строим свою жизнь. Это уже не имеет никакого отношения ни к тебе, ни к Па. Ну, вот, я, например. Мне очень жаль, что я не могу любить девушек… — Он нежно улыбнулся. — Скажу по-другому: девушки мне нравятся, но только как друзья. Я понимаю: то, что я — гей, разбивает тебе сердце и очень сожалею об этом, мам. Мне жаль до глубины души, но я лишь тот, кто я есть. Ты знаешь, некоторые женатые мужчины приходят в тот же клуб, куда хожу я. Они годами живут во лжи. Туда приходят и мужья с женами, которые понятия не имеют, что их мужья — геи. Я твой сын, мам, но я таков, какой есть. Не собираюсь оправдываться. И, разумеется, не хочу, чтобы это делала за меня ты. Если бы я что-то натворил — то или другое… Весь этот разговор — дерьмо, как ты любишь говорить. Джорджио — тоже лишь такой, какой он есть. Потому что свою дорогу мы сами избираем.

— А как насчет Стефана?

Марио глубоко вздохнул. И только после этого ответил ей:

— Стефан? Ну, раз уж мы с тобой так разоткровенничались, я скажу тебе, что о нем думаю, хорошо? Из всех нас он самый проблемный. Ты должна по-настоящему волноваться именно из-за него. Потому что он плохой человек, мам. Он прогнил снаружи и изнутри…

Маэв поглядела в красивое лицо Марио, и в первый раз знание о его сексуальной ориентации не затмило в ней способность трезво судить о нем. Она увидела сына таким, как могли его воспринимать посторонние мужчины или женщины: симпатичным, изысканным, разумным.

Она схватила Марио за руку и крепко зажала его ладонь в своей руке.

— Ты прав, он действительно плох. Испорченный, прогнивший… — Она на секунду прикрыла веками глаза, чтобы собраться с духом. А потом весело сказала: — Но ты знаешь, таким сыном, как ты, можно гордиться, даже несмотря на то, что ты — гомосексуалист!..