своей памятной записке Джеймсу Брайанту Конанту от 9 октября: в архивах не находится никакого явного подтверждения этому. Более всего на роль документа, изменившего мир, подходит совершенно ничтожная бумажка. 27 ноября 1941 года Буш лично передал президенту третий доклад Национальной академии наук. Два месяца спустя Рузвельт вернул его Бушу, приложив записку, написанную на бланке Белого дома черными чернилами ручкой с широким пером; ее содержание сводится к обычному совету относительно хранения государственных тайн, если не считать просторечного выражения, с которого она начинается, и инициалов, которыми она подписана:

Записка гласит: «19 янв. – В. Б. – ОК – возвращаю – Я думаю, лучше всего хранить это в Вашем сейфе – ФДР»[1728].

Плутоний, который Лоуренс и Комптон считали столь многообещающим, по-прежнему оставался на положении бедного родственника. Комптон нашел возможность выступить в его защиту в декабре, когда Буш и Конант вызвали членов Уранового комитета в Вашингтон, чтобы объявить им о реорганизации их работы. Буш с Конантом решили, что Гарольд Юри займется в Колумбийском университете разработкой технологии газовой диффузии. Лоуренс должен был продолжать работу над электромагнитным разделением изотопов в Беркли. Молодой инженер-химик Эгер В. Мерфри, руководитель исследовательской группы компании Standard Oil в штате Нью-Джерси, должен был возглавить разработку центрифуг и заниматься более общими инженерными вопросами. Комптон в Чикаго должен был отвечать за теоретические исследования и проектирование реальной бомбы. «К закрытию совещания, – пишет Комптон, – было решено, что в следующий раз мы встретимся через две недели, чтобы сравнить полученные результаты и более четко определить наши планы»[1729].

Буш, Конант и Комптон пошли обедать в клуб «Космос» на Лафайет-сквер. Там чикагский физик стал рассказывать о достоинствах плутония. Он утверждал, что преимущество химического выделения по сравнению с разделением изотопов делает элемент 94 «достойным конкурентом». Буш отнесся к этому настороженно. Конант заметил, что химические свойства нового элемента остаются по большей части неизвестными. Комптон вспоминает их разговор:

– Сиборг сказал мне, что [плутоний] можно будет использовать в бомбе через шесть месяцев после его образования в цепной [реакции], – заметил я.

– Гленн Сиборг – очень компетентный молодой химик, но он не настолько хорош, – сказал Конант[1730].

Насколько хорошим химиком был Гленн Сиборг, еще предстояло увидеть. Но затем, как вспоминает Конант, Комптон стал убеждать их, что «получение самоподдерживающейся цепной реакции [в природном уране – проект Ферми и Сциларда] было бы грандиозным достижением», даже если бы плутоний оказался непригоден для изготовления бомб; «это подтвердило бы правильность измерений и теоретических расчетов».

Я так и не знаю, убедила ли Вэна почти полная уверенность в возможности осуществления реакции на медленных нейтронах, или же на него произвела впечатление вера Комптона в создание плутониевой бомбы – хотя я, как химик, этой веры не разделял. Как бы то ни было, в течение нескольких недель он дал Артуру Комптону добро на организацию совершенно секретного проекта в Чикаго[1731].

Для удобства загруженных делами участников вашингтонского совещания Буш назначил его на выходной день. Они собрались в субботу 6 декабря 1941 года. Буквально на следующий же день их загруженность увеличилась еще более.

В воскресенье 7 декабря 1941[1732], в 7 часов утра по гавайскому времени, двое рядовых американской армии, собиравшихся выключать после дежурства, на котором они были с 4 часов ночи, передвижную радиолокационную станцию Опана, пост противовоздушной разведки у мыса Кахуку, самой северной точки острова Оаху, заметили на экране осциллографа необычное возмущение. Они проверили исправность аппаратуры, не нашли никаких неполадок и решили, что большой комплексный сигнал «должен обозначать какую-то группу самолетов». По их планшету выходило, что она находится на северо-востоке, на удалении 212 километров. Казалось, что самолетов там больше пятидесяти. Один из солдат позвонил в информационный центр на военной базе Форт-Шафтер на другом конце острова, в котором данные радиолокационных и визуальных наблюдений наносились на общую карту. Оператор радара сказал лейтенанту, ответившему на звонок, что сигнал был «самым большим… какой он когда-либо видел»[1733]. Однако оператор не передал ему своей оценки числа самолетов.

И армия, и флот уже были предупреждены о непосредственной опасности нападения со стороны Японии. Японцы были убеждены, что для их выживания необходимо господство над всей Восточной Азией. В ответ на воинственное вторжение Японии в Маньчжурию и Китай – в 1937 году японская армия безжалостно уничтожила в Шанхае не менее 200 000 мужчин, женщин и детей – Соединенные Штаты ввели эмбарго на поставки военных материалов и заморозили японские активы в США. На авиационное топливо, сталь и лом черных металлов эмбарго было распространено в сентябре 1940 года, когда Япония с молчаливого согласия вишистской Франции заняла Французский Индокитай. По оценкам японцев, после этого они могли просуществовать без азиатских источников нефти и железной руды не более восемнадцати месяцев. В течение некоторого времени они готовились к войне, одновременно продолжая вести переговоры. Теперь переговоры были сорваны.

27 ноября генерал-лейтенант Уолтер К. Шорт, начальник Гавайского гарнизона армии США, получил кодированное сообщение за подписью начальника Генерального штаба Джорджа Маршалла, в котором, в частности, говорилось:

По-видимому, с точки зрения любых практических целей переговоры с Японией можно считать прекращенными; существует лишь чрезвычайно малая вероятность того, что японское правительство изменит свою позицию и предложит их продолжить. Дальнейшие действия Японии непредсказуемы, но в любой момент можно ожидать враждебных действий. В случае неизбежного – повторяю, неизбежного – начала военных действий Соединенные Штаты предпочитают, чтобы первый открыто враждебный акт был совершен Японией… Следует принять меры, исключающие – повторяю, исключающие – возникновение тревоги среди гражданского населения или разглашение наших намерений[1734].

У Шорта были на выбор три уровня боевой готовности, от «защиты от диверсий, шпионажа и подрывной деятельности при отсутствии какой-либо внешней угрозы» до полноценной защиты от «полномасштабного нападения». Ему показалось очевидным, что сообщение Военного министерства «было написано в основном для генерала Макартура на Филиппинах»[1735], и он решил ввести режим ограниченной защиты от диверсий, самый низкий уровень готовности.

Несколько часов спустя адмирал Хазбэнд Э. Киммел, главнокомандующий Тихоокеанским флотом США, который базировался в бухте Перл-Харбор на южном берегу Оаху, к западу от Гонолулу, получил похожее, но еще более определенное сообщение из Министерства ВМФ:

Эту депешу следует считать предупреждением о войне. Переговоры с Японией, направленные на стабилизацию положения в Тихом океане, прекращены; в течение ближайших дней следует ожидать агрессивных действий Японии. Численность и