– Оставайтесь. Кнопка вызова, – он махнул на небольшой белый выключатель слева от кровати. – Медсестра будет приходить через каждые полчаса, чтобы проверят состояние.

– Хорошо, – кивнул я и, отпустив руку Лив, пошёл за стулом.

– И ещё одно. Уговорите своего ребёнка остаться, – бросил он мне, и я первый раз за все время увидел улыбку на лице.

– Как?

– Я не могу объяснить это научно, но часто, когда нерождённые дети слышат знакомый голос, они показывают свой характер. Попробуйте, – предложил он и вышел, закрывая за собой дверь.

Дотащив стул к постели Лив, я сбросил с себя пальто и повесил на спинку. Сев я глубоко вздохнул и прошёлся взглядом по спокойному и расслабленному профилю Лив, по груди…

Грудь. Когда мы занимались любовью в Рождество, я заметил, что она стала как будто больше, да и попа её заметно округлилась, хотя она оставалась такой же худенькой, как и раньше.

Неожиданно я начал вспоминать всё, что она пережила с момента зачатия и захотелось заскулить. Если она всё это чувствовала, значит, чувствовал и мой ребёнок. Они переживали это вместе, а меня не было рядом.

– Привет, – прошептал я, кладя свою руку на ещё плоский живот Лив.

– Я Гранд, твой… папа. Да, я твой папа, – эти слова давались мне настолько сложно, что я делал паузы и моргал.

– Прости меня, что я испугался тебя. Но сейчас я очень рад, что ты живёшь. Поэтому не лишай меня этой мечты. Ты же сильный или сильная. Ты сможешь противостоять всему, ты уже это делал, – я свободной рукой вытер глаза и привстал, чтобы пододвинуться ближе к животу.

– Вся моя жизнь состояла из борьбы за самого себя. Но меня не будет, если из моей жизни исчезнешь ты и твоя мама. Я нуждаюсь в вас, потому что люблю, – я уткнулся лбом в талию Лив и зажмурился.

Слезы капали из глаз и тут же впитывались в одеяло. Мне было страшно за них. Я не мог больше ни о чём думать, только о том, что ещё сказать. Но и слов не было, хотел, чтобы она знала, что я тут. Я вернулся. Я не бросил её. Вряд ли она помнила меня перед тем, как её увезли.

Я нашёл руку Лив и прижался к ней губами, а вторую так и держал на её животе.

– Семья. Вы моя семья. Я не смогу дышать без вас, – прошептал я, задыхаясь от правды своих слов.

Я не выживу один. Я стал слабым, когда дело касалось Лив. Мне было плевать, как я смотрелся со стороны. Главное, что она думает обо мне.

Это моё наказание за всё, что я причинил ей в этой жизни: за каждую её слезинку, за каждый её укол в сердце. Я расплачивался своими чувствами, эмоциями и маленькой жизнью в ней.

Страшно потерять не любовь, а человека, который может подарить тебе свет всего мира, который зажигает огонь, чтобы согреть твоё сердце. Страшно ждать будущего, которое неминуемо наступит и не знать, что оно принесёт с собой.

Это мой Ад быть живым, здоровым и не иметь власти повлиять на ситуацию. Только ждать.

– Я хочу нашего ребёнка, Ливи. Я хочу быть отцом, а ты будешь мамой. Я хочу долго и счастливо втроём.

Я попыталась подвигать рукой, но что-то тяжёлое придавило её, и я зажмурилась. Горло было иссушено, а вена на левой руке пульсировала.

Воспоминания ворвались в меня буйным потоком и проносились перед глазами. Отвратительное самочувствие, обморок, новость о ребёнке, Гранд, кричащий на меня, тянущие боли внизу живота, и я молю его не бросать меня, а затем кровь… на моих руках кровь.

Неужели?

Я потянулась левой рукой к животу, хотя точно знала, что плод ещё не настолько большой, чтобы его можно было ощутить визуально. Но это был защитный жест. Сейчас мне было отвратительно вспоминать, что я подумала в тот момент, когда видела в глазах Гранда страх и отвращение ко мне, когда он пятился назад и вылетел из палаты как ошпаренный. Я желала, чтобы анализы были отрицательными. Я желала смерти собственному ребёнку, потому что он его не хотел.

Из уголка глаза выкатилась слеза, и я наконец-то дотронулась до… чужой руки. Медленно открыв веки, в слабом свете лампы позади меня, я различила знакомые длинные пальцы, спокойно лежащие на моем теле. Голова Гранда покоилась на моей перевёрнутой руке, он подложил мою ладонь под свою щеку и спал.

Он здесь. Я смотрела на него и так желала, чтобы он простил меня за всё. Он вряд ли простит, ведь я извела себя сама.

Стараясь не всхлипывать, закрыла глаза и отвернулась от него. В душе творилось безумие, я не могла больше страдать. Сейчас, понимая всё, остановилась и стояла на одном месте, сохраняя спокойное дыхание и ровный стук сердца.

Я расслышала, как дверь тихо отворилась, и кто-то подошёл ко мне. Я устала притворяться в этой жизни, поэтому открыла глаза и упёрлась взглядом в покрасневшие мамины глаза.

– Лив, доченька, – прошептала она, в порыве чувств обнимая меня за голову и прижимая к своей груди.

Я просто молчала, ждала, пока меня отпустят и расскажут о том, что уже узнаю.

Мама оторвалась от меня и бросила взгляд на макушку Гранда, всё так же спавшему на моей руке.

– Я поздравляю вас, родная, – едва слышимым шёпотом произнесла она, а я горько усмехнулась.

Конечно, в такой ситуации все будут поздравлять, а не сочувствовать.

– Гранд был здесь двое суток, пока ты отдыхала, и никуда не выходил, только в туалет. Я пыталась заставить его поесть или отправить домой, но он упрямо сидел рядом и держал руку на твоём животе. Это сработало. Врач говорит, что угроза миновала, но тонус ещё есть. Тебе придётся пролежать тут неделю, дабы восполнить гормоны и подвести их к необходимым показателям, – продолжила мама, а я нахмурилась.

– Не понимаю, – медленно произнесла я, а Гранд вздрогнул и резко поднял голову, моргая сонными глазами.

– Малышка, – прохрипел он и тряхнул головой, сбрасывая с себя остатки сна.

– Я оставлю вас, но скажу доктору, что Лив проснулась… примерно через десять минут, – мама подмигнула мне и, улыбаясь, вышла из палаты, оставляя нас наедине.

– Ливи, как ты? – Тихо спросил Гранд, и я повернулась к нему.

– Пить хочу, горло просто свело от сухости, – призналась я, и, он, кивнув, подскочил с места и отошёл к столику, наливая мне воды в прозрачный стаканчик.

– Тебе помочь? – Услужливо поинтересовался он, передавая в мою руку, которую он отлежал, бокал.

– Я сама, спасибо, – ответила я, немного отпив. Боялась посмотреть в его глаза, даже желудок свело от страха увидеть там жалость к себе.

Гранд сел обратно на стул и немного потянулся, разминая шею. Я краем глаза следила за ним и видела, что мама не врала. Он был помятый, усталый, с опухшими глазами и тёмными кругами под ними. И он нервничал, бегая глазами по мне, то по стене позади меня, не зная, как обсудить то, что мы едва не потеряли. Я едва не потеряла.