Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вместе с комендантом вошли в кабинет его заместитель полковник Пинчук, начальник политотдела, приземистый полковник Виноградов. Я не был туда приглашен и остался у дверей в ожидании какой-нибудь команды. И хорошо, что не ушел в свои апартаменты. Из кабинета коменданта тотчас вышел старший лейтенант и попросил показать ему ближайшие туалеты, мужской и женский. После довольно долгого их обследования офицер вышел, удивился, что майор еще не ушел, поблагодарил меня за оказанную услугу и ушел снова в кабинет коменданта.
Василию Сталину были предложены в качестве объектов культурной программы варьете, театр балета и цирк. Он выбрал цирк и поехал туда с полковником Пинчуком, женой, личным врачом и тем самым тучным подполковником. Мне и еще одному офицеру из батальона охраны, жгучему брюнету, старшему лейтенанту Бадеру было приказано сопровождать и охранять их.
В цирке, как и в других культурных учреждениях Лейпцига, всегда были оборудованы несколько лож для военных властей города. Одну из лож заняли почетные гости: в первом ряду разместились генерал Василий, его жена и полковник Пинчук, а позади них тот самый таинственный тучный подполковник и врач.
Мы поместились рядом, в соседней ложе. Причем сели так, что меня от главного гостя отделял только невысокий барьер с подлокотником, на который генерал иногда клал свою руку. И эта кажущаяся близость, естественно, волновала меня: ведь я сижу рядом и даже чуть не касаюсь человека, носящего великую фамилию Сталин! Конечно же, почти украдкой я рассматривал и лицо, и руку, ложившуюся на обитый бордовым плюшем подлокотник. Обратил внимание на заметную рыжеватость растительности на тыльной части ладони и что-то вроде веснушек на ней. Подумалось тогда, что это, наверное, не отцовская, а материнская наследственность.
Первое отделение циркового представления с гимнастами, борцами, акробатами, жонглерами, силовиками и клоунами, работавшими в непривычной для нас манере немецкого плоского, пошлого юмора, гости смотрели, как мне показалось, без особого интереса. Когда первое отделение окончилось и служители цирка стали устанавливать на арене оборудование для аттракционов с хищниками, генерал Василий вдруг схватил Пинчука за руку и говорит: «Веди меня к зверям, хочу посмотреть на них до выхода на арену». Пинчук вроде бы пытался, хоть и не очень решительно, остановить генерала, ему было неудобно: ведь и коменданта, и его замов население города знало и относилось к ним с подобострастной почтительностью, свойственной немцам в общении с их высоким начальством. Но остановить гостя ему не удалось, и вот так, за руку поплелся он вслед за генералом через еще не огороженную часть арены. За ними сразу же последовал и тот тучный подполковник. Когда они возвращались, ограждение уже было установлено и им пришлось идти непосредственно вблизи зрителей-немцев, занявших места в первых рядах. Заметно было их удивление непосредственностью советского генерала и одного из заместителей коменданта.
Но вот началось второе отделение с участием зверей. Они, звери, оказывается, не учли, что в ближней ложе сидят именитые гости, и вели себя несдержанно, так что служителям арены требовалось оперативно засыпать опилками или песком то, чем некоторые из животных нечаянно отмечали свое пребывание здесь. Конечно же, «аромат» этих отметин не могли нейтрализовать ни опилки, ни песок, и он достигал обоняния гостей, но беспокоил, как показалось, только даму. Врач передал жене Василия несколько мандаринов, и она, очищая их, чтобы ароматными дольками заглушить неприятные запахи, бросала корочки через плечо назад, а там услужливо их ловили и врач, и этот солидный подполковник. Естественно, что какая-то часть зрителей смотрела уже не на арену, а на гостевую ложу. Нам стало стыдно за беспардонность супруги генерала. Это когда о Василии и его семье стали много писать, я узнал из воспоминаний Александра Бурдонского, сына Василия от первой жены, что Екатерина Семеновна — женщина властная и жестокая. По-моему, и здесь она проявила не только эти негативные черты, но еще и нарочитую беспардонность и презрение к людям вообще. Утешала только мысль, что немцы не знали, что она жена сына великого Сталина, победившего гитлеровскую Германию.
После цирка полковник Пинчук уехал с гостями на виллу, где их уже ждал комендант Лейпцига полковник Борисов. Мне туда уже не нужно было, и я не был свидетелем того, что мне рассказывали очевидцы, как генерал Василий, увидев там обильный стол, накрытый в его честь, сказал полковнику Борисову: «Это все не для меня. Ешьте и пейте это сами. А мне покажите комнату, где я могу поужинать и отдохнуть». Оказывается, эти большие фургоны в автоколонне генерала были его походной кухней и складом-рефрижератором. Он возил за собой поваров и официантов, а также московские продукты и напитки. В общем, это было, как нам представляется теперь, естественным приемом, придуманным не самим генералом, а охраной сына Генералиссимуса. Все-таки в Германии могли найтись какие-нибудь «Отто Скорцени», которые, как известно, собирались совершить покушение на глав союзнических государств в Тегеране в 1943 году. В последующем обеспечении программы пребывания генерала Василия Сталина в Лейпциге я не участвовал, знаю только, что он провел в Лейпциге два дня, и дальнейших контактов у меня с ним не было. Осталось лишь ощущение необычного случая увидеть близко человека, родного нашему Генералиссимусу, да еще возникшая неприязнь к его супруге, так высокомерно ведущей себя напоказ.
Естественно, эта встреча с сыном нашего Верховного, всемирно признанного руководителя Великого Советского Союза, не могла оставить меня равнодушным к его судьбе. И его выдвижение на более высокие воинские посты, и строгость Генералиссимуса по отношению к своему сыну-генералу, и гипертрофированное увлечение «Генерала Василия» созданием спортивных команд и сооружений, и, чего греха таить, провокационное вовлечение его в алкогольные «компании» — все это имело место. Но было известно также, что, кроме четверых собственных детей (по двое от первой и второй жен), у Василия было еще и трое приемных, что говорило о его доброте и бескорыстии. А смерть его прославленного отца развязала руки Никите Хрущеву, организовавшему месть ушедшему в мир иной «хозяину». Есть народное выражение: «Лягнуть мертвого льва может любой осел».
Вот так захотел Никита «лягнуть» Иосифа Виссарионовича хотя бы через его сына, унижая его, издеваясь над ним вплоть до хорошо замаскированного убийства, как предполагают многие.
Пожалуй, именно в действиях Хрущева по отношению к сыну Сталина Василию проявилась антибиблейская версия постулата «сын за отца». Причем не об ответственности сына за дела и грехи отца, а просто низкая месть сыну за свою ненависть к его отцу, перед которым сам раболепствовал. Василий Сталин — жертва несостоявшегося культа личности Хрущева, несмотря на откровенные попытки самого Никиты Сергеевича создать это самый «культ своей личности». Недаром широко было известно изречение: «Был культ Сталина, но была и личность».
В моей многолетней воинской службе случались не менее значительные встречи. Мне посчастливилось, например, общаться в Костроме с легендарным защитником Брестской крепости, Героем Советского Союза Гавриловым Петром Михайловичем и в Уссурийске с известным фронтовым писателем Константином Симоновым.