– Как молодой повеса ждет свиданья с какой-нибудь развратницей лукавой…

Далее Бурдасов рассказал о себе много нехорошего. Никанор Иванович, очень помрачнев, слышал, как Бурдасов признавался в том, что какая-то несчастная вдова, воя, стояла перед ним на коленях под дождем, но не тронула черствого сердца артиста. Никанор Иванович совсем не знал до этого случая поэта Пушкина, хотя и произносил, и нередко, фразу: «А за квартиру Пушкин платить будет?», и теперь, познакомившись с его произведением, сразу как-то загрустил, задумался и представил себе женщину с детьми на коленях и невольно подумал: «Сволочь этот Бурдасов!» А тот, все повышая голос, шел дальше и окончательно запутал Никанора Ивановича, потому что вдруг стал обращаться к кому-то, кого на сцене не было, и за этого отсутствующего сам же себе отвечал, причем называл себя то «государем», то «бароном», то «отцом», то «сыном», то на «вы», а то на «ты».

Понял Никанор Иванович только одно, что помер артист злою смертью, прокричав: «Ключи! Ключи мои!», повалившись после этого на пол, хрипя и срывая с себя галстук.

Умерев, он встал, отряхнул пыль с фрачных коленей, поклонился, улыбнувшись фальшивой улыбкой, и при жидких аплодисментах удалился, а конферансье заговорил так:

– Ну-с, дорогие валютчики, вы прослушали в замечательном исполнении Ильи Владимировича Акулинова «Скупого рыцаря».

Женщина с детьми, на коленях молящая сидящего на своих сокровищах барона о куске хлеба, – здесь не только и даже не столько цитата из пушкинской «маленькой трагедии». Это, прежде всего, намек на реальный (или легендарный) эпизод из жизни Л., почерпнутый из статьи «Ленин у власти», опубликованной в 1933 г. в парижском еженедельнике «Иллюстрированная Россия». Автор статьи укрылся под псевдонимом «Летописец». Возможно, это был Борис Георгиевич Бажанов (1900–1982), бежавший на Запад и поселившийся в Париже бывший секретарь Оргбюро и Политбюро. В «Ленине у власти» вождь большевиков характеризовался крайне нелицеприятно: «Он с самого начала отлично понимал, что крестьянство не пойдет ради нового порядка не только на бескорыстные жертвы, но и на добровольную отдачу плодов своего каторжного труда. И наедине со своими ближайшими сотрудниками Ленин, не стесняясь, говорил как раз обратное тому, что ему приходилось говорить и писать официально. Когда ему указывали на то, что даже дети рабочих, то есть того самого класса, ради которого и именем которого был произведен переворот, недоедают и даже голодают, Ленин с возмущением парировал претензию:

– Правительство хлеба им дать не может. Сидя здесь, в Петербурге, хлеба не добудешь. За хлеб нужно бороться с винтовкой в руках… Не сумеют бороться – погибнут с голода!..»

Илья Владимирович Акулинов – это злая пародия на Владимира Ильича Ульянова. Здесь очевидные пары: Владимир Ильич – Илья Владимирович, Ульяна – Акулина. Последняя пара также образует устойчивое сочетание в фольклоре, а Акулина, кроме того, в народном сознании связывается с нечистой силой (вспомним одноименную карточную игру). Сами имена, составляющие основы фамилий, имеют тут для Булгакова символический смысл. Ульяна – это искаженная латинская Юлиана, т. е. относящаяся к роду Юлиев, из которых вышел и Юлий Цезарь, первый монарх Рима. Акулина же – искаженная латинская Акилина, т. е. орлиная, а орел, как известно, был гербом монархии в России, как и во многих других странах мира (в большинстве случаев восходя к римским орлам как символу императорской власти). Булгаков тем самым еще раз подчеркнул монархический по сути характер созданного Лениным и другими большевиками режима.

Поскольку имя Илья Владимирович Акулинов было бы чересчур явным вызовом цензуре, Булгаков пробовал другие имена для этого персонажа, которые должны были вызвать у читателей улыбку, не пугая в то же время цензоров. Он именовался, в частности, Ильёй Потаповичем Бурдасовым, что вызывало ассоциации с охотничьими собаками. В конце концов Булгаков назвал своего героя Саввой Потаповичем Куролесовым. Имя и отчество персонажа ассоциируется с цензором Саввой Лукичом из пьесы «Багровый остров» (можно вспомнить и народное прозвище Л. – Лукич). А фамилия напоминает о последствиях для России деятельности вождя большевиков и его товарищей, которые действительно «покуролесили». В эпилоге романа актер, как и Л., умирает злой смертью – от удара. Обращения же, которые адресует сам себе Акулинов-Куролесов: «государь», «отец», «сын» – это намек как на монархическую сущность власти Л. (популярный в первые годы после революции среди антикоммунистической оппозиции термин «комиссародер-жавие»), так и на обожествление личности вождя советской пропагандой (он – и бог-сын, и бог-отец, и бог – святой дух).

Как убедительно доказывает в своей книге «Смерть Ленина. Медицинский детектив» (2020) современный российский исследователь, невролог и гериатр В.М. Новоселов, изучивший весь комплекс архивных документов о болезни и смерти Л., у вождя большевиков был менинговаскулярный сифилис головного мозга, а диагноз формулировался как «запущенный нейроваскулярный сифилис». И именно и только от сифилиса Л. лечили. Фантастический же пассаж в акте вскрытия тела Л. о том, что «причиной болезни умершего являлся атеросклероз сосудов на почве преждевременного их изнашивания (Abnuzung Sklerose) появился под давлением Политбюро, так как там не хотели публично признавать, что Л. болел сифилисом. Указанного в акте вскрытия диагноза никогда не существовало, и он был поставлен единственный раз в истории – в случае смерти Л.

Чем именно болел Л., не было секретом для членов Политбюро и работников центрального партийного аппарата. Так, бывший технический секретарь Политбюро Б.Г. Бажанов в мемуарах «Воспоминания бывшего секретаря Сталина» (1992) писал о ситуации со здоровьем Л. к концу 1922 г.: «Но врачи были правы: улучшение было кратковременным. Нелеченный в своё время сифилис был в последней стадии. Приближался конец».

Булгаков, как известно, в 1917–1919 гг., работая врачом в Смоленской губернии, а потом в Киеве, специализировался на излечении сифилиса и других венерических болезней. Работа по борьбе с сифилисом описана им в рассказе «Звездная сыпь». Там он замечает, что сифилис «таился и в костях и в мозгу». Булгаков читал не только заключение о смерти вождя, сделанное на основе посмертного вскрытия и опубликованное в газетах «Правда» и «Известия». В архиве писателя сохранились вырезки из газеты «Рабочей» за 29 апреля 1922 г. и 14 марта 1923 г. с бюллетенями о состоянии здоровья Л. В бюллетене от 14 марта 1923 г. впервые сообщалось о поразившем Л. параличе. Опытный врач-венеролог, даже читая бюллетени, в которые вносились сознательные искажения, и принимая во внимание состав лечивших Л. врачей, среди которых были крупнейшие специалисты по нейросифилису, мог догадаться, какая именно болезнь была у Л. Во всяком случае, в ранних редакциях «Мастера и Маргариты» если не сам Воланд, то один из членов его свиты, который в окончательном тексте именуется Азазелло, болел сифилисом: «Он такой же директор, сказал за