– Прости, дружинница, но мы тебя не знаем! – с явной угрозой молвил старшой. – А что касается поморской дружины, то ваш сотник со товарищи уже, почитай, как четверть часа тому назад к воеводе примчались.

По тому, как он с издевкой произнес «ваш сотник», Катька поняла, что часовые ей не поверили. Но сейчас же в ее сознании громовым эхом повторились слова: «четверть часа как уже примчались». Неужели и Михась здесь, у воеводы, со смертельно опасной посылкой? Такое вполне могло случиться: отряды Катьки и Фрола, естественно, подошли к городу с северной стороны, где не было сплошной линии осады и лишь рыскали неприятельские разъезды да таились по лесам заслоны. Михась же в случае победы в пресловутом поединке должен был отправиться в Псков прямиком из осадного лагеря, расположенного с прямо противоположной – южной стороны.

Но, может быть, часовые просто врут, обоснованно не желая пускать в ставку воеводы абы кого, пусть даже в наряде поморских дружинников и со «словом» и «делом»? Катька бросила взгляд на длинную коновязь, возле которой одиноко понурился лишь ее собственный конь.

– Так ваш сотник – человек доверенный, мы его верхами на двор пускаем! – перехватив ее взгляд, понимающе усмехнулся старшой.

«Нет, не врет! – решила Катька. – Что же делать?!»

Часовые не сводили с девушки напряженных взглядов и держали свои пищали наизготовку. Но все же реальной опасности для Катьки они не представляли: особница могла бы завалить обоих и прорваться во двор. Только валить часовых ей пришлось бы всерьез. Насмерть. И она стояла неподвижно, лихорадочно прокручивая в мозгу множество вариантов своих дальнейших действий. Сомнения бойца особой сотни были вызваны отнюдь не угрызениями совести по поводу возможной гибели от ее руки двух русских ратников из княжеского полка. Их долг – охранять воеводу и, если понадобится – отдать свою жизнь за его спасение. Вот и понадобилось. Катьку угнетало другое: завалит она часовых, проникнет во двор, а дальше? Она не знала расположение палат, не знала, где сейчас находится воевода. А в палатах наверняка есть еще внутренние посты. Придется и сквозь них пробиваться. Только вот знать бы наверняка: куда именно? Поднимется тревога, ей придется городить гору трупов, при этом не приближаясь ни на шаг к цели. Да и завалят ее в конце концов…

Ну, надо решаться: время уходит, воевода в любой момент может пасть жертвой адской машины мастера Смита. «Ладно, устрою пальбу, привлеку внимание, потом сдамся. Может быть, воевода сам велит доставить злодейку пред свои очи! Хоть какой-то шанс! Вырваться-то из плена я всегда успею!»

Катька резко повернулась спиной к часовым, сделала шаг, словно собираясь уйти восвояси. На следующем шаге она ушла бы в боевой перекат по пыльной утоптанной земле, в падении выхватывая из-за пояса пистоли, слыша, как высоко над ее головой гремят впустую выстрелы часовых.

Но в туже секунду из близлежащего переулка раздался нарастающий грохот копыт, и прямо на Катьку оттуда вылетел бешеным галопом всадник в черном берете. Катька едва успела отпрыгнуть вбок.

– Отворяй ворота! – взревел Фрол, резко осаживая захрипевшего скакуна. – Катерина, за мной!

Часовые, наверняка знавшие, кто он такой, мгновенно налегли на тяжелые створки, бесшумно повернувшиеся на густо смазанных петлях. Фрол пришпорил коня, который в три прыжка доставил его к крыльцу. Катька, бросившаяся со всех ног вслед за своим начальником, отстала лишь чуть-чуть и умудрилась нагнать его уже на верхней ступеньке. Вторая пара часовых, занимавших пост на крыльце, уже распахивала перед ними дверь.

Взлетев по внутренним лестницам, они через резные дубовые двери, заранее отворенные третьим постом, ворвались в совещательную палату и увидели воеводу. Князь Шуйский стоял возле большого стола, за которым обычно заседал военный совет. На этом столе разворачивали карту, и бояре по ней ставили задачи своим войскам и пытались определить возможные действия неприятеля. Сейчас карта была свернута, а на краю столешницы громоздилась увесистая шкатулка красного дерева, окованная железом с позолоченной насечкой и чеканными серебряными накладками. Воевода находился рядом со шкатулкой. Напротив воеводы стояли Разик и Михась, который протягивал военачальнику изящный ключ на золотой цепочке. Князь Шуйский явно намеревался лично отпереть шкатулку этим самым ключом.

При виде ввалившихся в палату Фрола и Катьки, все действующие лица вышеописанной сцены остолбенели в немом изумлении.

– Михась! Ты жив?! Слава Богу! – радостно завопил Фрол, и, не обращая внимания на грозно нахмурившегося воеводу, бросился к дружиннику с распростертыми объятиями.

Растерявшийся Михась автоматически развел руки, чтобы обнять в ответ не сдержавшего своей великой радости верного товарища. Фрол сходу, без замаха влепил ему короткий четкий удар с правой в солнечное сплетение. Михась беззвучно осел на пол, выронив сверкнувший яркой искоркой ключ. Катька, исполнив классический кувырок с разбегу, сцапала этот ключ, едва успевший долететь до пола, и, укатившись к окну, легко встала на ноги, готовая, если понадобится, выпрыгнуть во двор сквозь открытую раму. Разик, потерявший, как и все присутствовавшие, дар речи, стоял столбом, не в силах отвести глаз от внезапно явившейся неизвестно откуда дамы сердца, вновь собиравшейся упорхнуть в окно неведомо куда.

Затянувшаяся немая сцена была прервана гневным окриком воеводы:

– Сотник! Что, черт возьми, здесь происходит?!

– Прости, воевода! – торопливой скороговоркой выпалил Фрол, не дожидаясь, пока придет в себя онемевший Разик. – Герой наш, Михась, еще от контузии не оправился. На ногах не стоит!

Фрол, как ни в чем не бывало, поднял с пола все еще не пришедшего в себя Михася. Голос особника звучал столь убедительно и искренне, а удар он нанес столь стремительно и почти незаметно, что всем присутствующим стало казаться, что, действительно, героический десятник упал, ослабев от ран, а Фрол заботливо поддерживает друга под руки.

– Голову он сильно повредил во время взрыва башни, да и когда из плена бежал! – напористо продолжал психологическое давление на собеседников Фрол. – К лекарям его надо немедля! А то совсем разума лишится. Вот и ларец с особым новым порохом, коей он у врага доблестно добыл, вместо пушечного двора в княжеские палаты принес. Сотник! Бери ларец и неси за мной, а то кто его знает, этот новый порох! Разреши идти, воевода? А то нам к лекарям да пушкарям тотчас надобно!

Не дожидаясь ответа от завороженного потоком его слов, сбитого с толку воеводы, Фрол поволок Михася к дверям, сделав Катьке знак глазами. Девушка шагнула к столу, подхватила пресловутую шкатулку, которую Фрол по-русски назвал ларцом, протянула ее Разику. Тот, все еще лишенный дара речи, послушно принял опасный предмет из ее рук. Катька шагнула к выходу, маня сотника за собой. Разик, понимавший происходящее не больше, чем воевода, заворожено последовал за ней.

– Разрешаю, идите! – озадачено вымолвил воевода в спины исчезнувшим за дверью бравым поморским дружинникам.

– Строиться в колону по два и за мной, пешим ходом! – скомандовал Фрол, когда они спустились во двор княжеских палат. – Коней потом заберем. Разик, осторожнее с ларцом! Смотри, не урони. Устанешь – отдай Желтку.