Выйдя от нее, Рупик подумал: «Нет, уж лучше я отдам свою душу богу, чем твоей партии».

* * *

В райкоме не спешили утвердить характеристику на Рупика. Много раз отвечали:

— Первый секретарь очень занят.

— Может быть, второй секретарь подпишет?

— Вы нам не указывайте. За границу подписывает только первый.

Наконец подписали, можно идти в Министерство здравоохранения за оформлением командировки. Хотя приглашение прислано официально, через министерство, но там не хотели оплачивать поездку:

— Бюджет иностранного отдела не рассчитан на научные командировки для молодых ученых.

Рупик обивал пороги министерских кабинетов, расстраивался, похудел, наконец вынужден был позвонить в Прагу:

— Профессор Гашек, я очень извиняюсь, но моя поезда срывается.

— Почему, что такое? — прогудел Гашек густым басом.

— В министерстве нет денег.

— Неужели они не понимают, как важна ваша работа?

— Они ничего не понимают.

— Ну, не волнуйтесь, это мы уладим. Я оплачу вашу поездку за счет института.

Гашек написал новое приглашение, оплату взял на себя. Еще месяц ушел на оформление заграничного паспорта. Получив его, Рупик с удивлением рассматривал красный документ: графы «национальность» в нем не было, впервые в жизни он был не еврей, а просто гражданин Советского Союза — как все.

Научный отдел ЦК партии срочно запросил доклад для проверки. За день до отъезда Рупика туда вызвали. Оказалось, что на конгресс едут еще двое ученых, оба члены Медицинской академии, профессора Чаклин и Новаченко. Они сидели в приемной и ждали инструктора ЦК. Профессора тихо беседовали между собой и время от времени удивленно поглядывали на Рупика, он смущенно молчал.

Наконец к ним вышел молодой мужчина в прекрасно сшитом костюме, вежливо поздоровался, пожал всем руки. Он вернул Рупику текст доклада с грифом научного отдела ЦК и сказал:

— Все проверено, государственных секретов не содержит, можете докладывать.

Потом он начал инструктаж, говорил мягким голосом:

— Вы должны понимать, какая на вас лежит ответственность: вы представляете за границей советскую науку. На съезде могут быть противники нашей страны. Будьте осторожны в общении с иностранцами, не вступайте ни в какие частные беседы, отвечайте только на научные вопросы. Ходить по улицам старайтесь не по отдельности, а вместе. Ни в коем случае не ходите в гости — могут быть провокации. Имейте в виду, наше посольство знает о вас и всегда придет вам на помощь.

Профессора солидно кивали головами, они ехали за границу не впервые и привыкли к инструкциям. Рупик удивленно моргал глазами, инструктаж создавал впечатление, будто они едут не на научный конгресс, а в тыл противника, как диверсанты. Одно он понимал ясно: за ним могут там следить.

Выйдя на улицу, профессора пожали Рупику руку:

— Вы на поезде едете?

— На поезде.

— Тогда увидимся на конгрессе, мы летим на самолете.

* * *

И вот, наконец, все неприятности позади, он сидит в купе вагона в поезде «Москва — Прага», расслабился, был в предвкушении — доклад на международном съезде может открыть ему дорогу в большую науку.

За двадцать минут до отправки в его купе вошли агенты КГБ, два лейтенанта. Они заглянули за обшивку стенки: не спрятано ли что-нибудь, порылись в багаже, обнаружили только рубашки и две бутылки «Особой».

— Зачем водка?

— Это сувенир, подарок.

— Подарки везти не разрешается. Кому подарок?

— Чешскому ученому.

Они пытались читать непонятную рукопись доклада, с удивлением рассматривали английский текст, таблицы и слайды к докладу:

— Это что такое?

— Это перевод моего доклада на английский язык, а это схемы-иллюстрации.

— А вы знаете, что за границу нельзя выводить государственные секреты?

— Это не секреты, это давно открыто и напечатано.

— А зачем нужен перевод?

— Конференция международная, доклад могут не понять на русском, тогда я прочту его на английском.

— У вас есть на это разрешение?

— Но ведь это просто перевод на английский язык. Его читали в ЦК.

Рупик понял, что его подозревают в научном шпионаже, испугался, что его снимут с поезда и арестуют.

— Мы не знаем, не подменили ли вы иностранный текст.

— Как же я мог его подменить? Ведь на нем стоит гриф из ЦК партии.

Они ушли за минуту до отправки, оставив ему рукописи и даже водку. Но настроение сразу испортилось. Поезд тронулся, но Рупик чуть не плакал от обиды и унижения.

* * *

Из-за всех проволочек Рупик приехал в Прагу, едва успев к началу съезда. Его доклад стоял одним из первых, он делал его на английском, хорошо вызубрил, ему даже не нужна была бумага.

Доклад вызвал интерес, к Рупику подходили, поздравляли. Оба русских профессора похлопывали его по плечу:

— Молодец!

Американцы и англичане хвалили его английский язык, расспрашивали о жизни ученых в России. Рупик смущался, говорить правду не хотел и не мог, старался скрывать смысл ответов в иронических перифразах.

Сам Гашек подошел, обнял его, шумно хвалил:

— Вы сделали блестящий доклад. Я очень рад за вас. Я бы пригласил вас домой, но знаю, что русским запрещено ходить в гости. После заседания пойдемте в мой кабинет.

Там Гашек первым делом выдал Рупику полагающиеся ему чешские кроны:

— Если хотите что-нибудь купить, лучше в универмаге «Белый лебедь», прямо на Вацлавской площади.

Рупик, страшно смущаясь, подарил ему водку. Гашек всегда полный жизнерадостности, бурно благодарил.

В его натуре всего было в избытке, и способностью пить водку он обладал тоже великой. Первую бутылку они распили сразу, Гашек пил стаканами, Рупик — маленькими рюмками.

Густым баритоном Гашек сразу рассказал Рупику антисоветский анекдот:

— Знаете, наши чехи говорят: «Что такое спутник? Это единственный сателлит, которому удалось оторваться от Советской России».

К концу второй бутылки Гашек предложил Рупику перейти на «ты»:

— Алкоголь способствует общению и дружбе. А это помогает делу. Западная цивилизация потому и продвинулась вперед по сравнению с восточной, что у нас был алкоголь, а у них гашиш, который разобщает.

Рупик непривычно захмелел от водки и от неожиданно быстрой дружбы с таким человеком, академиком, всемирно известным ученым.

— Ой-ой, Милан, у тебя очень открытая натура.