– Чертов бездельник! Не мог подождать, пока я сам не спущусь?

– Похоже, нет, капитан. Он говорит – вас нужно срочно предупредить.

– Хорошо, сейчас иду. – И, повернувшись к герцогине, Онцилла с почтительным поклоном прибавил: – Сударыня, я вынужден оставить вас на несколько минут. Соблаговолите же набраться немного терпения, и скоро все уладится.

– Идите, сударь, я подожду.

Онцилла вышел к подручному.

– Ну что, – спросил он, – где этот Сандоваль?

– Во дворе дожидается, капитан.

– Ладно, ступай за мной.

Разбойник, называвшийся Сандовалем, отъявленный негодяй с угловатым лицом и мрачным взглядом, о чем-то бурно разглагольствовал, размахивая руками, перед своими товарищами.

– Так, что за шум? – резко проговорил Онцилла. – Никак тебе сам черт привиделся, негодник, коли стоишь тут бледный как смерть.

– Нет, капитан, черта я не видал, а вот дружков его закадычных – это да.

– Да что ты говоришь?

– А то, капитан, что ежели мы не поостережемся и не будем начеку, то нам, как пить дать, скоро крышка.

– Да говори ты толком, негодник!

– Вот-вот, вы тут кое с кем все любезничаете, а друзей-товарищей за собак да скотов держите.

– Ближе к делу!

– Эх, разрази меня гром! Хотите, чтоб я вам рассказал, так скоро сами все узнаете.

– Не пойму, что меня держит, мерзавец ты эдакий!..

– Вот именно, валяйте дальше! Ну да бог с вами, в двух словах дело вот в чем. В часе езды отсюда, не больше, я столкнулся чуть ли не нос к носу с отрядом ладронов – они мчались во весь опор.

– Ты хоть понимаешь, что говоришь? У страха-то глаза велики.

– О, никакой опасности пока нет. Я их разглядел и пересчитал. Есть среди них и испанцы. А всего их с полсотни будет.

– И ты называешь это дурной вестью? – рассмеялся Онцилла. – А по-моему, напротив, она самая что ни на есть прекрасная. Да и с чего ты взял, что они держат путь именно сюда? Впрочем, пусть едут, уж мы-то их встретим. В конце концов, ладроны такие же люди, как и все, и мы еще поглядим, у кого когти длиннее – у них или у нас. Ладно, ребята, все за мной! Давайте приготовим нежданным гостям достойный прием.

Онцилла, несмотря на свою напускную самоуверенность, на самом деле испугался не на шутку, услышав такую весть. Он не мог взять в толк, откуда враги так скоро прознали о его прибежище.

Береговые братья могли столь быстро напасть на его след лишь в случае измены. Но кто предал его? И каким образом? Этого он совершенно не понимал. Между тем нельзя было терять ни единого мгновения. Враг мог нагрянуть с минуты на минуту. А значит, надо было не мешкая готовиться к решительной обороне или же, если с этим ничего не выйдет, подготовить пути к бегству.

Онцилла глубоко изучил человеческую душу, и страх, охвативший головорезов, которыми он верховодил, при объявлении, что флибустьеры уже близко, его просто поразил. В самом деле эти подлые душонки, всегда готовые на любое злодеяние, даже самое страшное, не могли противостоять неприятелю, если тот действовал решительно и напористо.

Вообще, злодеи – всегда трусы: они не бойцы – всего лишь налетчики. Сражаться в открытом бою да при свете дня, глядя в лицо противнику, не их удел. На такое у них кишка тонка – их охватывает страх, и они бросают оружие. Онцилле хватило и нескольких минут, чтобы прикинуть что к чему. Он и за это короткое время понял, что в сложившихся обстоятельствах обороняться бесполезно. И единственное, что ему остается, так это попробовать бежать, хоть шансы и невелики да и риск немаленький. Но другого выбора не было – на нем он и остановился.

Тот факт, что Береговые братья узнали о его тайном прибежище на постоялом дворе «У погонщика», не вызывал у него никаких сомнений. Но даже если предположить, что его местонахождение раскрыто, Онцилла все равно надеялся успеть выбраться из старого дома и выиграть достаточно времени, покуда флибустьеры будут искать потайной вход, через который можно было проникнуть в дом-крепость.

С фермы же было только три выхода: тот, через который выбирались разбойники и который был надежно сокрыт, так что, не зная о нем, найти его было невозможно; через второй, тоже потайной, можно было попасть на постоялый двор; наконец, третий, самый главный, вел к длинному и довольно широкому подземному ходу, который, в свою очередь, выходил далеко в открытое поле. Этим-то, третьим, выходом и думал воспользоваться Онцилла.

Он созвал всех своих подручных и, выразив им горячую признательность за проявленные храбрость и благоразумие при похищении герцогини, закончил свою речь так:

– Знаю, кабальеро, на вас можно положиться. Придет время, и вы поможете мне проучить ладронов как следует. Но мы не солдаты и не деремся ради пустого дела чести. Наша кровь в большой цене, чтобы проливать ее почем зря. И наш долг – по возможности не ввязываться в бой, а избегать его. Я думаю при вашей поддержке, на которую очень надеюсь, сбить со следа наших врагов и меньше чем за час уйти от их преследования. Для этого понадобятся только ваши повиновение и решимость. И запомните, малейшее колебание – и нам конец, безвозвратно. Главное – помните, мы имеем дело не с обычным врагом. Ладроны не знают жалости. Тех из нас, кто попадет к ним в руки, они прикончат на месте. Так вы готовы мне повиноваться?

– Да! – единогласно отвечали разбойники.

– Отлично, тогда не будем терять ни минуты. Седлайте лошадей, запрягайте мулов в носилки, а я пойду предупрежу пленниц.

Разбойники не заставили упрашивать себя дважды и бросились к загону для скота с решимостью, говорившей о том, что им не терпится бежать отсюда, и как можно скорее.

Между тем Онцилла, как он и сказал, вернулся в покои к пленницам. Те сидели в средней комнате и о чем-то оживленно разговаривали. При виде Онциллы они тотчас умолкли и с нескрываемой тревогой стали ждать, когда он подойдет ближе.

Было не самое подходящее время пускать в ход дипломатию. Время поджимало – действовать надо было быстро. И Онцилла решился перейти прямо к делу.

– Сударыня, – с поклоном обратился он к герцогине, – мои враги уже близко, и попасть к ним в руки для меня смерти подобно. Так что соблаговолите следовать за мной.

– Это еще зачем? – спросила герцогиня так же прямо. – Ни мне, ни моей дочери, ни доброй Майской Фиалке нечего бояться. Напротив, нам остается лишь набраться терпения и ждать, когда наконец прибудут те, кого вы считаете своими врагами. И если намерения у вас по-прежнему исполнены надежды, то чем раньше повидаюсь я с братом, тем скорее узнаю все, что вас так интересует.

– Сударыня, – с горечью отвечал Онцилла, – такое было бы возможно, имей я дело с другими людьми, а не с этими. Чтобы от них чего-нибудь добиться, мне нужно поставить им условия. Но я могу это сделать лишь в том случае, если вы останетесь при мне. Еще раз говорю, вам придется отправиться со мной.