увековечить «Толедский статут» и король вернёт себе Толедо на основе этого обязательства, «Толедский статут» незыблемо установится в Толедо. Окончательный эффект этого предугадать несложно. Проживание конверсо в Толедо станет невозможным, и им придется навсегда покинуть его, а сам город станет примером для других городов королевства. Будучи признанным и принятым королём Кастилии как закон главного города королевства, дискриминационный статус не сможет не повлиять на статус марранов, где бы они ни были.

Поэтому Докладчику было ясно, что для обеспечения более или менее нормальной жизни марранов в Испании «Толедский статут» должен быть аннулирован. Проблема состояла в том, как осуществить это аннулирование именно в тот критический момент. Для марранов вещи выглядели бы куда привлекательнее, если бы они могли заручиться безусловной поддержкой со стороны короля и Альваро де Луны. Но король и коннетабль прежде всего были заинтересованы в возвращении Толедо под власть короны, и восстановление статуса марранов в этом городе не виделось им в качестве первоочередной задачи. Они могли даже счесть тактически неверным активно заняться этим вопросом именно в этот момент, и потому предоставили принцу и его советникам решить эту проблему по своему усмотрению. Как бы то ни было, соображения короля и коннетабля явно не совпали бы с соображениями конверсо, потому что последние не могли с молчаливой безучастностью смотреть на то, как принц и Толедо приходят к соглашению, в котором во имя практической целесообразности будут подвергнуты опасности или даже принесены в жертву их права.

В этот момент папские буллы и сопровождающие письма от 24 сентября были доставлены к кастильскому двору. С точки зрения конверсо, буллы не могли прийти в более удачный момент, и конечно, нельзя было ожидать большего от папы Николая V. Буллы, несомненно, были большой победой для конверсо из-за дела, которое буллы защищали, и принципов, на которых они стояли. Сармьенто и его последователи не только были отлучены как бунтовщики против короля, но и объявлены еретиками и врагами христианства и Церкви, — и это за их позицию против конверсо. Более того, папа угрожал всему Толедо отлучением, если город будет продолжать поддерживать Сармьенто и его банду, предоставлять им убежище и следовать их указаниям[1147]. Всё это могло облегчить принцу задачу по освобождению Толедо от мятежников. Это также могло помочь ему занять твёрдую позицию в деле защиты прав конверсо.

То, что он использует буллы для первой цели, вряд ли могло быть подвергнуто сомнению. Но использует ли он их для второй? Докладчик явно не был в этом убеждён. В конце концов, принц однажды уже согласился с требованиями Сармьенто по поводу конверсо (до прихода инфанта в город)[1148], и он вполне мог бы снова согласиться с ними, несмотря на запрещение папы. Кастилии уже случалось отвертеться от исполнения папских указов по политическим соображениям. Таким образом, встал вопрос, какие аргументы, кроме папских, использовать, чтобы побудить инфанта встать на сторону конверсо.

Ничто не иллюстрирует ярче и яснее фатальную слабость марранов в Испании, чем тот факт, что судьба целой группы зависит от поведения молодого принца, который, хотя и пользуется определённым влиянием, тем не менее не находится у власти. Но как бы мрачно ни выглядела ситуация, Диасу в этот момент не оставалось ничего, кроме как попытаться найти правильный подход к инфанту Энрике. Однако именно это и было самой трудной задачей. Кроме того, что инфант был непредсказуем, при том что жаждал величия, его противостояние с отцом обусловливалось сильнейшим влиянием Хуана Пачеко и его брата Педро Хирона. Попытка завоевать расположение принца к марранам была бы тщетной без солидной поддержки со стороны братьев, а эти советники принца были известны переменами своих взглядов вместе с приливами и отливами политического моря. Холодные, неразборчивые в средствах и прагматичные, они не придавали большого значения моральным аргументам, таким как соображения порядочности, справедливости и законности, если эти аргументы не служили их личным интересам. В особенности этим отличался Пачеко, который рассматривал Толедо и его мятежную группу не иначе как пешек в политической игре, которая должна быть сыграна в его пользу.

Только на одного человека из окружения инфанта можно было рассчитывать в качестве стойкого защитника любого дела, за которое он стоит. Это был епископ Куэнки, дон Лопе де Барриентос, человек, преисполненный страстным моральным пылом, бывший в то время третьим советником принца. Докладчик не сомневался в его принципиальности, но не был уверен в том, насколько тот в курсе всех главных вопросов, которые могут возникнуть в предстоящих дебатах. Для того чтобы успешно противостоять доводам, представленным в оправдание унижения конверсо, епископу, как думал Докладчик, понадобятся солидные аргументы для преодоления оппозиции. В конечном счёте, инфант Энрике и двое его фаворитов должны быть убеждены, что для них самих не только полезно, но и необходимо аннулировать «Толедский статут». Короче говоря, нужно сформулировать ряд аргументов таким образом, чтобы убедить епископа как христианского лидера, принца как правителя и братьев Пачеко и Хирона как членов нового аристократического класса в Испании. Итак, Докладчик составил документ, ставший известным под названием La Instructión del Relator al Fray Lope de Barrientos.

VI

Дон Лопе де Барриентос был «человеком на все времена», сочетавшим в своей личности разнообразие талантов и многие качества, которые делают людей великими. Учёный и теолог, оратор и историк, доминиканский монах и человек света, дон Лопе был ещё и прекрасным дипломатом и государственным деятелем отнюдь не среднего уровня. Наделённый дальновидностью, бесстрашием и несомненным патриотическим пылом, епископ не раз играл решающую роль в истории Кастилии. Снова и снова, когда страна стояла перед лицом крупного политического кризиса, дон Лопе появлялся на сцене и протягивал сильную руку помощи. Так было и в этот раз. Когда толедский скандал достиг критической точки, дон Лопе, известный как доверенное лицо короля, умудрился сделаться советником принца. Для короны его участие было благом, для конверсо — счастливым случаем.

Для нас очевидно из начала Наказа, что епископ был известен своей поддержкой конверсо и дружескими отношениями с Докладчиком. Более того, у него были родственники конверсо, с которыми он явно был близок[1149]. Ходил даже слух, что он сам происходил из конверсо, полностью или частично. Это, как он сам отметил[1150], не соответствовало истине, но он был настолько занят защитой конверсо и настолько идентифицировался с их делом, что этот слух казался правдивым и поэтому так и распространился. Разумеется, его враги, как и враги конверсо, способствовали распространению этого слуха[1151]. В любом случае, слух ходил ещё