Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Ни фига себе, – думает Дин. – Вот так живешь бок о бок и ни о чем не догадываешься…»
– А почему все молчат? – встревоженно спрашивает Джаспер товарищей. – Я наговорил лишнего?
Макс выводит «Утопия-авеню» в вестибюль, устланный ковром в кроваво-коричневых зигзагах.
– Фотосессия пройдет в другом зале, там, в конце коридора. Фотограф уже ждет. А я позвоню Дугу Уэстону – предупредить, что мы немного задержимся.
Дин уходит вперед по коридору и внезапно оказывается в одиночестве. «Ничего, они сейчас догонят…» Он толкает дверь и попадает в импровизированное фотоателье. Стройная женщина стоит у отражателя, спиной к Дину, проверяет показания экспонометра. Потом поворачивается, смотрит на Дина. Худенькая блондинка с полными губами… «Я с ней спал, что ли?»…наводит на Дина фотоаппарат, щелкает затвором.
– Мекка! Какая встреча!
Щелк. Вжик-вжик.
– Как дела, Дин?
– Но…
– Я ваш фотограф.
– Но… – («Да сколько можно!») – Ты теперь живешь в Лос-Анджелесе?
– Пока да. После Лондона я путешествовала по Америке, а две недели назад устроилась на работу здесь, в агентстве.
– У тебя теперь акцент такой… германо-американский.
– Берроуз утверждает, что язык – это вирус.
«Что еще за Берроуз? Новый бойфренд?»
– А Джаспер знает?
Двери открываются. У Эльф смешно отвисает челюсть, как в мультфильме.
– Мекка!
Они обнимаются. Мекка смотрит за плечо Эльф, на Джаспера, и на лице у нее написано: «Привет!» Дину становится завидно, а потом он вспоминает неприятный утренний разговор по телефону, о фотографиях и шантаже.
– Привет, Грифф! Привет, Левон! – говорит Мекка, закончив обниматься с Эльф.
Левон совершенно не удивлен. «Ну как обычно, черная магия», – думает Дин.
– Как тесен мир! – обрадованно произносит Грифф.
– Да, очень тесен. Привет, мистер де Зут.
Они несколько секунд глядят друг на друга.
– А ты выглядишь старше, – говорит Джаспер. – У тебя вокруг глаз…
– Ох, боже мой, Джаспер! Ты неисправим… – вздыхает Эльф.
Мекка смеется.
– Вы отлично отыграли в «Трубадуре». Мне понравился ваш первый альбом, но «Зачатки жизни» – это что-то особенное.
– Погоди, ты была в «Трубадуре»? – спрашивает Эльф.
– Как только я узнала, что вы будете там выступать, то сразу купила билет.
– А почему ты нам ничего не сказала? – говорит Дин.
– Не хотела говорить: «Пропустите меня, я знакома с божественным гитаристом…» Ну и…
– Не волнуйся, Джаспер у нас без подруг, – говорит Дин. – Ни одна его нянька дольше недели не задержалась.
– У тебя сегодня свободный вечер? – спрашивает Джаспер. – Приходи к нам на концерт.
– А после концерта – вечеринка у Кэсс Эллиот, – добавляет Левон.
Мекка вздыхает и напускает на себя задумчивый вид:
– Ой, даже не знаю. По пятницам у нас встречи в клубе любителей ледерхозе и торта «Черный лес». Экая жалость…
Джаспер в растерянности.
– Это ирония? – неуверенно спрашивает он. – Или ложь? Нет. Это шутка. Дин, это шутка?
Входит Макс Малхолланд:
– Дуг Уэстон говорит, что оставшиеся билеты разлетелись в течение пятнадцати минут после выхода шоу Рэнди Торна в эфир. У входа в клуб уже очередь. Пойдемте скорее.
Час спустя очередь не уменьшается. Левон, Мекка и «Утопия-авеню» смотрят на клуб с противоположной стороны бульвара Санта-Моника. Фасад под темным блестящим скатом крыши залит теплым сиянием; ярко светятся буквы готического шрифта: «doug weston’s TROUBADOUR». Дин замечает, что Мекка держит Джаспера за руку. «Похоже, они снова вместе, будто и не расставались. Никаких тебе расспросов и подозрений. Никаких „С кем ты спал?“. Никакой ревности. Никаких внебрачных детей. Никакого установления отцовства». Мимо проезжает серый «форд-зодиак». Потом голубой «корвет-стингрей». Потом рубиново-красный «понтиак GTO».
– Четвертое выступление, – говорит Грифф. – Вы уже привыкли?
– Я – нет, – говорит Эльф.
– На первом концерте я волновался до усрачки, – говорит Дин. – А сейчас весь такой: «Ну, мы тогда дали жару и сегодня дадим».
– Со вторника до четверга вы разогревали публику. Сегодня – решающее выступление. Успешное выступление в «Трубадуре» – ключ к Лос-Анджелесу. А Лос-Анджелес – ключ к Калифорнии. А Калифорния – ключ к Америке. Не в Нью-Йорке, а именно вот здесь. Все прекрасно складывается.
Пахнет выхлопными газами и Диновым одеколоном.
– А в Англии, наверное, дожди. А мы тут с короткими рукавами. Вот только никто из наших ведь не узнает. В смысле, родные. Нет, конечно, можно все рассказать, но тот, кто здесь не был, кто всего этого не испытал…
– Я тоже об этом думала, – говорит Эльф. – Очень печально.
– Повернитесь, пожалуйста, – говорит Мекка.
Все поворачиваются.
Щелк, ВСПЫШКА! Вжик-вжик.
– Ты никогда не спрашиваешь, – замечает Дин.
– Да, она не спрашивает, – говорит Джаспер.
– Можно вежливо попросить, – говорит Мекка, – а можно сделать хорошие фотографии.
Щелк, ВСПЫШКА! Вжик-вжик.
– Пойдемте скажем Дугу, что мы пришли, – говорит Левон.
Кабинет Дуга Уэстона на втором этаже клуба дрожит в такт басам 101 Damn Nations, местной группы на разогреве. До «Утопия-авеню» им далеко, но зал они заводят. Дуг Уэстон, светловолосый великан, одетый в зеленый бархат, принимает их очень радушно, что обычно несвойственно владельцам клубов. Все уходят готовиться к выступлению, а Дин остается поболтать. Обсуждая шоу Рэнди Торна, Дуг достает из письменного стола жестяную коробочку «Сукретс», пастилок от кашля.
– Такой захватывающей телепередачи я не видел с тех пор, как… я б сказал, «с убийства Ли Харви Освальда», но это банально. Все звонили на KDAY-FM и на KCRW, просили поставить «Откати камень». Сегодня «Утопия-авеню» – главная тема разговоров в Лос-Анджелесе. Если б Левон не был канадцем, я б решил, что он все это нарочно подстроил.
– Вот и Рэнди Торн так считает, – говорит Дин. – Только, по его мнению, все это подстроил я.
– Рэнди Торна больше никто всерьез не примет, кроме его любимой мамочки и собаки.
Дуг расчищает место на письменном столе, сдвигает в сторону счета, бумаги, письма, демки, пепельницы, бокалы, календарь «Пирелли» и фотографию Дуга с Джими Хендриксом. Дуг открывает коробочку «Сукретс», зачерпывает крошечной ложечкой кокаин, высыпает его на обложку журнала «Ньюсуик» и протягивает белую дорожку между Губертом Хамфри и Ричардом Никсоном. Потом дает Дину свернутую трубочкой долларовую купюру и говорит: