Клэр придвинула к кровати стул и села рядом с мужем. Она взяла его бледную руку в свою и принялась гладить пальцами.

— Пит, здесь Сиена. Она пришла тебя проведать. Наша дочь вернулась.

Ничто в позе и лице Пита не указывало на то, что он слышал слова жены, и Сиена почувствовала облегчение. Почему-то она всю дорогу представляла, что отец очнется, когда услышит о ней, и начнет на нее кричать. Она не разделяла веру матери в то, что Пит может слышать ее голос и что-то чувствовать. А если бы и мог, то пришел бы в бешенство, узнав, кто явился в его палату.

В палате было холодно и пахло медикаментами. Все было стерильно чистым и скучным. Взгляду Сиены было даже не за что зацепиться. Посмотрев на приборы, она содрогнулась. В последнее время больницы внушали ей трепет.

Единственным звуком, нарушавшим звенящую тишину палаты, было слабое попискивание какой-то сложной машины, придвинутой вплотную к кровати больного. Похоже, это был какой-то сканер для сердца, хотя на его мониторе не было ломаной зеленой линии, которая в фильмах обычно символизирует сердечную деятельность пациента. Сиене вдруг пришло в голову, что, если бы мечты отца осуществились, сейчас она была бы дипломированным врачом и точно знала бы, что за прибор стоит у его кровати.

На столике у окна стояла ваза с бледно-желтыми розами, любимыми цветами Клэр, — неудачная попытка оживить стерильную атмосферу больничной палаты. Цветы уже начали увядать и ронять лепестки, навевая тоскливое похоронное настроение.

— Как ты, мам? — спросила девушка, пытаясь ободряюще улыбнуться. — Хочешь, принесу чего-нибудь из кафетерия? Может, кофе?

Клэр покачала головой:

— Нет, милая, спасибо, мне ничего не нужно. — Помолчав, она добавила: — Все, в чем я когда-либо нуждалась, находится здесь, в этой палате.

Она взяла руку дочери и положила ее на ладонь Пита. Сиена закрыла глаза, пытаясь ощутить хоть что-то, хотя бы тень эмоции, но сердце молчало, и ей стало стыдно. Должно быть, она превратилась в бессердечного монстра.

Словно прочитав ее мысли, Клэр посмотрела на дочь с доброй улыбкой.

— Ничего страшного, детка. Ты ни в чем не виновата. Ведь вы не виделись с отцом много лет, не стыдись того, что не разделяешь мое горе.

— Прости, — шепнула Сиена, а затем выпалила: — Мне кажется, я просто больше не люблю его, мама! Просто не люблю, поэтому ничего не чувствую!

— Тише, детка. — Клэр приложила два пальца к губам дочери. — Это не важно. Важно то, что ты все-таки пришла его повидать. Поговори с ним, быть может, для него твои слова важнее, чем для тебя его любовь и одобрение. Расскажи ему о своих чувствах.

Рассказать о чувствах? Сиена не была уверена, что правда, которая рвется с губ, придется матери по душе. Да и отцу, по сути, тоже, если он способен что-то слышать.

Но Клэр смотрела на нее с такой надеждой, что Сиена решила сделать ей приятное и выдавить пару добрых слов.

Она знала, что никогда не простит отца за то, что он лишил ее дома и семьи. Слишком много воды утекло, чтобы ему или ей самой нужно было это прощение. Но сделать такую малость для Клэр, которая смотрела на нее с нежностью, Сиена могла.

Взяв руку отца в свою, она откашлялась.

— Привет, папа, — сказала она, слегка покраснев от смущения. Слишком давно она не произносила этого простого, домашнего слова, «папа». — Это я, Сиена. Я… — Сиена запнулась, не уверенная в том, что именно хочет услышать ее мать. — Знаешь… я люблю тебя и прощаю. За все.

Вдруг она взвизгнула и отскочила от кровати, словно ее укусила оса.

— В чем дело? — испугалась Клэр. — Что случилось?

— Господь всемогущий! — охнула Сиена. Теперь ее сердце не молчало, а билось, как у загнанного зверя. — Он сжал мне пальцы, мама! Кажется, он услышал.

Они провели в палате почти два часа, Клэр говорила с мужем, а Сиена ради матери притворялась, что рада происходящему. Она послушно брала отца за руку, промокала пот с его лба салфеткой и кивала в нужных местах.

К разочарованию Клэр, Пит больше не шелохнулся, что бы она ни делала.

Признаться, Сиена и сама уже начинала подумывать, что слабое пожатие руки ей почудилось. Но нет, было, было легкое движение пальцев в ответ на ее слова! Господи, как же оно ее напугало!

В какой-то момент девушка поймала себя на том, что мыслями унеслась куда-то далеко, прочь от стерильной палаты и бледного лица Пита. Она размышляла о своих глазах и прогнозах врачей. Накануне ее обследовал офтальмолог. Он сказал, что есть надежда на восстановление зрения, хотя, разумеется, и не полное.

Думала Сиена и о Хантере и их давней размолвке. Ей хотелось позвонить другу и даже навестить его, чтобы принести свои извинения и поплакать на его плече. Но представив, что поднимается на порог дома и звонит в дверь, Сиена покрылась мурашками. Тиффани, предмет ее былой ненависти и уколов, могла затаить обиду. Что, если девушка Хантера попросту ее прогонит? Это будет невыносимо!

Но больше всего Сиена думала о Максе.

Целый год она пыталась забыть о его существовании, по частицам выскребала из души воспоминания, а теперь ни минуты не могла прожить, чтобы не представить любимые черты. После измены Макса Сиена была буквально раздавлена предательством, ослепла от ярости и ненависти и с легкостью винила обидчика во всех бедах. Она носилась со своей обидой, словно курица с яйцом, вынашивала ее, словно долгожданного младенца, и день за днем наращивала скорлупу вокруг своего сердца. Наращивала только для того, чтобы однажды она треснула, сломанная настойчивым проростком любви, казалось, выкорчеванной с корнем.

Теперь ей приходили на ум только самые светлые и счастливые моменты прежней жизни с Максом. Ее защита слабела с каждым днем. Пожалуй, впервые за целый год Сиена не считала, что в случившемся виноват один Макс. Возможно, она сама подтолкнула любимого к опасному шагу тем, что испытывала его терпение своими выходками? Ее проклятое упрямство и вечное недовольство мог выносить лишь человек с ангельским характером.

Сиене не хватало Макса, с каждым днем все сильнее. Она была готова просить прощения за то, что выставила его с рождественской вечеринки в доме Стайна, куда он вломился, движимый беспокойством за нее.

Мысль, что они никогда больше не встретятся, терзала девушку сильнее, чем отчаяние от потери красоты и зрения. Она не знала, где сейчас Макс и чем занимается. Конечно, всегда можно найти пропавшего человека, но каковы ее шансы? Изуродованное лицо испугает и оттолкнет Макса. Разве можно ожидать, что любовь вспыхнет с новой силой, когда он взглянет в ее исполосованное шрамами лицо?

Сиена знала, что ей не выиграть эту партию, и душевная боль разрасталась внутри, словно раковая опухоль, поглощая ее всю целиком.

Наконец Клэр согласилась, что давно пора перекусить.

— Только не в кафетерии, — попросила Сиена. — Хочется глотнуть свежего воздуха. Давай сходим в какое-нибудь заведение поблизости. На Мелроз есть ресторанчик, посидим внутри. Там нас не узнают.