— Да, я все взвесила, мама. У меня было на это почти две недели. — Глаза Сиены блеснули той уверенностью, которую давно не излучали, и Хантер с Клэр вздохнули с облегчением. Видеть отчаяние и равнодушие на ее лице было куда хуже. — Я раздавлю этого ублюдка, как он раздавил меня.

Клэр с обожанием посмотрела на дочь, чувствуя гордость и любовь.

Когда Сиена во второй раз вышла на улицу, ее встретила новая волна вспышек и крики, похожие на крики портовых грузчиков. Хантер держал ее под локоть, хотя на самом деле Сиене не требовалась поддержка. Она была готова ко встрече с прессой.

Медленно, давая папарацци время вдоволь пощелкать вспышками, девушка сняла очки и шарф. Даже нахальные журналисты умолкли, по толпе пробежал шелест вздохов.

Сиена еще в лифте отлично продумала свои действия и была уверена, что стратегия сработает. Она не собиралась подавать на Рэндалла в суд и требовать компенсации за моральный и физический ущерб. Нет! Ведь существовала приличная возможность потерпеть неудачу, даже с такими солидными доказательствами, как ее увечья.

Сиена выбрала другой путь, и ее месть должна была стать не менее изощренной, чем судебное разбирательство. Фотографии прессы должны были все сказать за нее. Она знала, что это будет обвинение без слов, для которого не нужны доказательства. Сиена хотела уничтожить Рэндалла, раздавить его и лишить всего того, что было для него дорого: карьеры, денег и репутации. После фотографий с ее лицом, которые появятся во всех изданиях и замелькают на телевидении, Стайн предстанет публике жестоким монстром, маньяком и садистом, и никакие опровержения ему не помогут. Можно судиться по закону, делать заявления и подводить под обвинение целую доказательную базу. А можно хранить ледяное молчание, позволив прессе и всему миру навешать свои ярлыки.

Сиена стояла молча, не двигаясь и позволяя журналистам сделать тысячи фотографий, а затем подняла руку, требуя молчания. Толпа замерла в ожидании заявления, тишина повисла такая, словно на улице вообще не было ни единого человека.

— Как вы понимаете, — начала девушка мягким, но уверенным голосом, — это тяжелое время для моей семьи и для меня лично. — Хантер слегка сжал ее локоть, желая поддержать. — Мой отец очень болен, а я сама прохожу тяжелое лечение после страшных побоев.

Журналисты завопили одновременно, срываясь на визг, но Сиена вновь остановила их поднятием ладони.

— Я воздержусь от комментариев, поскольку подробности насилия, совершенного надо мной, до сих пор причиняют мне душевную боль. — Она сделала паузу и повысила голос. — Я также не собираюсь ни на кого указывать пальцем. По личным мотивам мне не хотелось бы привлекать к делу полицию и подавать в суд на человека, по чьей вине я стала такой, какой вы меня видите сейчас. Но я бы хотела воспользоваться возможностью, чтобы поправить недавнее заявление мистера Стайна, который утверждал в прессе, что я страдаю от нервного истощения и психической нестабильности, а потому прохожу лечение антидепрессантами. Единственным признаком моей так называемой психической нестабильности является мой переезд в дом Рэндалла Стайна. Должно быть, я была не в себе. — Девушка усмехнулась.

Смешки в толпе папарацци. Сиена по-прежнему была любимицей прессы.

— Итак, господа, спасибо за внимание, других заявлений не будет.

Она повернулась и зашагала к стеклянным дверям, сопровождаемая вспышками и выкриками.

— Почему вы не желаете возбуждать дело?

— Вы говорили с Рэндаллом после того, как он вас избил?

— А Стайн? Он будет делать заявление? Сиена? Сиена!

Хантер пробил ей дорогу в холл, и они снова оказались в лифте.

— Ты как? — спросил он Сиену.

Вопрос был неуместным. Лицо девушки пылало от возбуждения, глаза сияли от восторга. Она знала, что своим поступком сколотила для Стайна гроб. А папарацци забьют в его крышку гвозди.

— Все прекрасно, — выдохнула она улыбаясь. — И прости меня, Хантер. За все-все!

— И ты меня прости. — Он порывисто обнял племянницу. — Прости, что меня не было рядом, чтобы остановить этого ублюдка.

Финансовые покровители Рэндалла услышали новости раньше его самого.

Телефонный звонок настиг его в дороге, в машине.

— Джон, но это полная чушь! Ей ничего не доказать. Я всего час назад говорил с адвокатом, он уверял меня, что мне ничто не угрожает.

В его голосе звучала мольба, но спонсоры остались глухи.

— Это твои проблемы, Рэндалл. На досуге еще раз перелистай контракт, там все подробно написано на этот счет. Пункт о моральной ответственности говорит, что, если ты каким-либо образом скомпрометируешь весь проект, «Орион энтерпрайзис» разрывает сотрудничество.

— Но, Джон, ведь это просто слухи. Брось! Ты же не думаешь, что я должен сделать харакири просто потому, что какая-то идиотка натрепала что-то журналистам? Господи, ты же знаешь, что у меня нет девяти миллионов! Дурацкие сплетни, не более того! — Стайн перешел на визг. — Уверяю тебя, эта девка — психопатка, вот и несет какую-то… Джон? Джон? Алло?

Из трубки неслись короткие гудки.

Следующие несколько недель Сиена пребывала в эмоциональном возбуждении.

Снимки ее обезображенного лица, сделанные журналистами возле больницы, разошлись по всему миру. Пресса делала одно предположение за другим, постепенно превращая Рэндалла Стайна в настоящего монстра, а Сиену — в безвинную жертву. Конечно, ни один папарацци не смог написать или заявить с экрана телевизора, что увечья девушке нанес именно бывший жених, но даже намеков хватало для того, чтобы не оставить камня на камне от его солидной репутации. «Орион энтерпрайзис» прекратила финансирование фильма и свернула съемки, а неустойку повесили на незадачливого продюсера.

Звездные дни Рэндалла Стайна подошли к концу.

Он всего однажды общался с прессой, но его заявление звучало глупо. На одном из гала-концертов он вылез из лимузина и, широко улыбаясь, сообщил журналистам, будто по-прежнему дружен с Сиеной, что желает ей скорейшего выздоровления, и категорически отрицал свою причастность к ее увечьям.

Сиена, глядя в экран, с которого вещал продюсер, заметила рядом с ним Мириам Стэнли и усмехнулась. Она еще помнила, как переживала из-за измены Рэндалла с этой выскочкой и охотницей за богатым спонсором, но теперь былая ревность казалась нелепой и смешной.

Что ж, оставалось пожелать Мириам удачи. Она ей понадобится.

Сиена не чувствовала удовлетворения от своей жестокой мести. Пожалуй, ей было все равно, словно вещи наконец встали на свои места и это внесло порядок в мироздание. Только и всего. Рэндалл Стайн для Сиены больше не существовал.

Крах Стайна был не единственной хорошей новостью в ее жизни. Конечно, видеть собственные шрамы, снятые крупным планом, на страницах газет было неприятно, но теперь у Сиены были надежные тылы: с ней были ее близкие. Девушку больше не заботила собственная слава или красота. Она нашла в жизни куда больший клад: поддержку и любовь семьи.