русском языке и на французском всю тщету, всю пустоту, всю несостоятельность и все, если гак можно выразиться, лакейство их положения; также за употребление нами выражений: царская дворня, холопия. Злоба эта, говорят, невообразима: се ни словом рассказать, ни пером описать невозможно; в особенности за издания наши на французском языке. Мы будем продолжать своим путем, не обращая ни малейшего внимания на все эти завывания.

289

Австрийские эрцгерцоги всегда женятся на католичках; единственным исключением в этом отношении был покойный палатин венгерский эрцгерцог Иосиф (1776–1841). Он женат был три раза. Первой женой была великая княжна Александра Павловна (1781 1801): свадьба эта последовала в 1799 году, в то самое время, когда Суворов изгонял французов из Италии и Австрии, был необходим тесный союз с Россией. Эрцгерцог Иосиф после четырнадцатилетнего бездетного вдовства в 1815 году женился на принцессе Эрминии Ангальт-Шаумбургской, которая исповедовала веру евангелическо-реформатскую; вторично овдовев через два года, он женился в третий раз в 1819 году на принцессе вероисповедания лютеранского, принцессе Марии Доротее Вюртембергской, родной племяннице императрицы Марии Федоровны и, следовательно, двоюродной сестре его первой жены. От этого третьего брака родилась, между прочими детьми, герцогиня Брабантская, а бывший до 1848 года венгерским палатином эрцгерцог Стефан — сын Иосифа от второго брака с принцессой Ангальт.

290

В последний день перед приходом Фрейтага голод в отряде дошел до такой степени, что князь Федор Паскевич купил у одного солдата кусок черствого ржаного хлеба за сто рублей серебром и поделился этим хлебом с принцем Александром Гессенским.

291

Александр Сергеевич Маевский воспитывался в Пажеском корпусе, откуда выпущен был в 1833 году офицером в лейб-гвардии Литовский полк. Он был одарен обширными умственными способностями, энергией и даром слова, но был характера бешеного и, к сожалению, был подвержен азиатскому пороку. Находясь полковым адъютантом Литовского полка, он имел в 1840 году из-за одного молодого барабанщика гнусную ссору с офицером того же полка Развадовским и, в припадке гнева выхватив шпагу, нанес Развадовскому легкую рану. Оба, и Маевский, и Развадовский, были немедленно посажены в крепость, преданы суду, лишены чинов и отправлены рядовыми в дальние полки. Маевский был послан на Кавказ в Навгинский или Тенгинский полк. На Кавказе вообще прекрасно обходятся с ссыльными или «несчастными», как их там называют, и не принуждают их к исполнению тягостных обязанностей службы, кроме редких исключений, каким, например, явился в отношении к знаменитому Александру Бестужеву командир линейного батальона, стоявшего в Дербенте, штаб-офицер Васильев, известная скотина. Но Маевский наотрез объявил, что не хочет пользоваться преимуществами своего исключительного положения: он настоял на том, чтобы исправлять службу рядового, жил с солдатами, сблизился с ними, приобрел их доверие, снабжал их советами, ссужал их деньгами и приобрел на них огромное влияние, которое сохранил и по производстве своем в офицеры, что редко случается. В андийском походе он состоял под командой Барятинского, именем его распоряжался батальоном, и распоряжался отлично, потому что солдаты вслед за Маевским готовы были идти в огонь и в воду. Тут же он и был убит тридцати лет от роду, к величайшей горести солдат, которые плакали по своему «батюшке Александре Сергеиче», как они называли Маевского.

292

На маневрах в Красном Селе генералы, командовавшие против государя, обыкновенно распоряжались таким образом, что бывали им разбиваемы. Так поступал всегда Паскевич. Однажды граф Редигер, победитель венгров, отступив на маневрах перед войском государя, спросил у присланного к нему флигель-адъютанта: «Между нами говоря, доволен барин?» — «Доволен, Ваше сиятельство». — «Нам более ничего и не нужно», — отвечал Редигер.

293

В 1838 году, когда Николай Николаевич Муравьев вышел в отставку, государь, прогуливаясь по набережной, встретил брата его, нынешнего литовского «хана», и сказал ему: «Твой брат подал в отставку и получил ее; он вообразил себе, что он мне нужен; мне никто не нужен». В этих безумных и высокомерных словах и слышится Павлово отродье!

294

Умная и любезная маркиза де Виллеро[68] рассказывала мне, что Паскевич, женатый на ее родственнице, говорил ей однажды: «Как же мне вас не любить и не почитать? Вы всегда были так добры и так родственны и к жене и ко мне? Теперь, когда я фельдмаршал и наместник Царства Польского, оказывается, что каждый был знаком со мною в молодости и даже дружен, а ведь когда я был еще в черных генералах, меня никто и знать не хотел!»

295

Владимир Иванович Каблуков женат был на графине Татьяне Петровне Завадовской. Ее официальный отец граф Петр Васильевич Завадовский, знаменитый статс-секретарь Екатерины II, первый министр просвещения в России, женился, имея уже за пятьдесят лет, на двадцатилетней графине Вере Николаевне Апраксиной. Последствием этого неравного брака было, что князь Иван Иванович Барятинский был отцом графов Александра и Василия Завадовских, также и сестры их Татьяны Петровны Каблуковой. Это было известно вдове князя Барятинского княгине Марии Федоровне; она не хотела, чтобы сын ее женился, таким образом, на своей родной племяннице и долго не позволяла этой свадьбы, но наконец, хотя с трудом, согласилась.

296

Спешим высказать, что сведения о 14 декабря, помещенные нами в биографии Батенькова, в № 16 «Листка», были нам рассказаны графом Блудовым, еще в бытность нашу в Петербурге, и тогда же записаны нами в нашу памятную книжку. [Эту биографию см. ниже.]

297

Повторяем здесь сказанное нами в № 18 «Листка»: «Земские учреждения при самодержавии ничего не значат, но при введении порядка конституционного явятся его краеугольным камнем».

298

До чего доходила спесь сановников еще в двадцатых годах, может служить следующий анекдот, рассказанный мне графом Блудовым. Князь Кочубей, слывший, однако, каким-то полулибералом, возвратясь домой, находит у себя карточку приезжавшего к нему с визитом молодого кавалергардского офицера Вадковского, этого умного и благородного декабриста. В тот же вечер Кочубей говорит одному из гостей: «Представьте себе, до чего доходит ныне дерзость молодежи: нахожу я сегодня у себя карточку Вадковского! Мальчишка, корнет, оставляет свою визитную карточку мне, человеку в моем чине? Мог бы, кажется, расписаться у швейцара, а не оставлять мне своей карточки!»

До коронации Николая I, когда приехало с иностранными посольствами большое число молодежи,