и установить его. Они торжественно тянули тележку за веревки, которые миссис Марк напоследок вымазала побелкой. Колокол двинулся по площадке к косогору, который спускался к дамбе. Сразу за колоколом шли Майкл и Кэтрин, за ними епископ, а потом хор. Следом, проступая из толпы, потянулись члены братства, все, как отметила Дора, крайне осунувшиеся. За ними – сердитые танцоры, они шли, а не плясали, колокольчики их позвякивали, платочки обвисли. За ними шел ансамбль флейтисток со своим учителем. А за ними гёрлз-гайдз [64] и бойскауты. В хвост процессии подтянулось несколько мелких прелатов сельской церкви, считавших себя обязанными принять участие в шествии, а также кое-кто из толпы, предпочитавший привилегию шествия в процессии волнению наблюдать за ней со стороны. Когда они отошли, люди начали карабкаться на балюстраду, продираться на верхние ступени, чтобы фотографировать, налетая при этом на тех, кто катился вниз по ступеням и спрыгивал с площадки, чтобы занять хорошее местечко на косогоре или у кромки озера и наблюдать за следующим этапом происходящего. Дора осталась где была. Ей и отсюда достаточно хорошо видно, особенно теперь, когда балкон опустел. Она глянула вниз, на площадку, где по-прежнему было столпотворение, и в толпе увидела Ноэля – тот, оседлав одного из каменных львов у подножия лестницы, делал снимок. Отсняв кадр, он спрыгнул и побежал сбоку процессии. Гёрлз-гайдз, построившись у ворот конюшен, пробивались вперед с решительностью, делавшей честь их псевдовоенизированной организации, и в данный момент трудно было отличить процессию от окружавшей ее толпы. Ноэль, глянув наверх, увидел Дору. Он просиял. Потом мерно покачал из стороны в сторону футляром фотоаппарата и похлопал в ладоши. Дора уставилась на эту пантомиму. Затем до нее дошло, что Ноэль, конечно же, намекает на минувшую ночь. Он, должно быть, был там, и вот, мол, что он по этому поводу чувствует. Дора через силу улыбнулась и слабо махнула рукой. Ноэль кивал в сторону озера. Он не собирался упускать случая сделать еще один снимок. Дора покачала головой, и он рванул вперед через толпу. Она видела, как он, на голову выше других, обогнал гёрлз-гайдз и пробрался в начало процессии, которая уже приближалась к дамбе. Солнце начало прорываться сквозь белую пелену, и длинные тени забегали по траве. Запел хор. Дора видела, как в дальнем конце дамбы медленно открываются большие ворота.

Она осталась на балконе одна. Толпа по большей части скопилась на берегу, по обе стороны дамбы. Колокол медленно и плавно въезжал на совсем пологую горку от берега к дамбе и теперь был у всех на виду. Солнце сверкало, золотя его белый купол и белое облачение епископа. Ветер, уже не такой свирепый, теребил белые атласные ленты и ворошил белые цветы, которыми была усыпана тележка. Епископ шел, с трудом переставляя ноги, слегка склонив голову и опираясь на посох. Белые стихари на мальчиках из хора заколыхались, когда они важно подняли перед собой нотные листки. Колокол был уже на дамбе, двигаясь более медленно по слегка неровным камням. За ним следовали все остальные. Туман тихо лежал на воде, по-прежнему закрывая дамбу доверху, поэтому, когда процессия вереницей растянулась по озеру, стало казаться, что она шествует по воздуху. Дора сильно подалась вперед, чтобы лучше все видеть.

Запел хор. Самую замысловатую музыку придерживали для кульминации у монастырских ворот. А пока что пожелания отца Боба попирались местным сентиментальным гимном.

Выше колокол подъемли!

Между небом и землей.

Будет нам служить и Богу,

Будет голос нам благой.

Ранним утром, когда птица

Славит радостно Творца,

Воспоет он милость Божью,

Воззовет к Нему сердца.

И когда под вечер тени

Набегают чередой,

Будет петь он гимн вечерний

Вместе с первою звездой[65].

Пение продолжалось. Танцоры, робко идя парами, сошли уже с берега, и за ними следовали маленькие девочки, которые, похоже, очень мерзли в своих белых атласных платьицах. Колокол и впрямь двигался очень медленно и достиг едва ли середины дамбы, куда была вставлена деревянная секция – память об отважных монахинях XVI века. Дора отвлеклась на толпу. Ноэля теперь видно не было. На глаза ей попался Пэтчуэй – присоединиться к процессии он не пожелал и флегматично стоял позади толпы, откуда явно не мог ничего видеть. И тут что-то начало происходить. Дора быстро перевела взгляд в центр. У всех вырвался внезапный вздох. Пение хора сбилось. Колокол застопорился на деревянных досках посередине дамбы, и рабочие, похоже, сцепились вокруг него. Епископ дал знак хору податься назад. Процессия замерла. Музыка оборвалась, и поднявшийся потом глухой ропот прорезал громкий скрежет. Колокол, похоже, начал легонько клониться на один бок. Толпа возбужденно загудела. И очень медленно деревянные опоры просели, деревянный настил пошел под уклон, тележка накренилась – и колокол, на какой-то миг зависнув под почти немыслимым углом, рухнул боком в озеро, увлекая за собой тележку.

Все произошло настолько быстро, что Дора насилу глазам своим поверила. Вот процессия – все еще вереницей растянутая по дамбе на солнце. Вот пробоина в центре – на дальней ее стороне одиноко стоят двое рабочих. Слышно, как бурлит и булькает невидимая вода. Только колокол напрочь исчез. Толпа издала вопль – наполовину недовольный, наполовину одобрительный. Явившиеся на спектакль свое получали сполна.

Дора побежала по ступеням вниз и дальше, к озеру. Отец Боб Джойс теснил процессию назад, с дамбы, в то время как с обратного конца, с берега, дюжины людей напирали вперед. Кто-то – Дора не видела кто – провалился. Поднялся гам, один мальчик из хора плакал. Епископ, бросавшийся на солнце в глаза, все еще стоял там, где прежде был колокол, глядел в воду и разговаривал с рабочим. Туман потихоньку рассеивался, и видно было, как под деревянными сваями все еще пенится озеро в венчике из белых цветов. Ни колокола, ни тележки на поверхности видно не было. Несколько человек протиснулись-таки до епископа, перепрыгнули пролом и наблюдали за происходящим с той стороны. Монастырские ворота потихоньку закрыли.

Дора была теперь прямо у озера, по правую сторону от дамбы. От того, что случилось, она испытывала сильный ужас, смешанный с возбуждением. Отчасти она чувствовала, будто она в ответе за это новое несчастье, а отчасти – будто размеры его делают собственную ее выходку, – по сравнению с ним, простительной. Добравшись до края толпы, она искала случая глянуть на все вблизи. И тут кто-то ее очень грубо отпихнул. Позднее Дора говорила, что, если бы не тот отчаянный