В марте 1998 г. Бжезиньский написал: «Катынь я ношу в сердце так, как все поляки. Я ощутимо помню первые ошеломляющие известия об обнаружении тел в польских офицерских мундирах в таинственной местности с устрашающим названием... и потом это ни с чем не сравнимое чувство бессилия и несправедливости перед лицом лжи, исходящей не только от врагов, но и, что очень больно, от союзников. И годы ожидания исповедного признания преступников и сатисфакции — хотя бы только исторической»{9}.

Польское общественное мнение продолжало напряженно ожидать завершения Катынского дела, более того, общественность прилагала большие усилия для продолжения согласно договоренности заинтересованных сторон непосредственного расследования на местах гибели и захоронений пленных. Под патронатом назначенного премьер-министром председателем Правительственной комиссии по вопросам ознаменования памяти жертв катынского преступления заместителя Генерального прокурора РП С. Снежко и при самом активном участии председателя Совета охраны памяти борьбы и мученичества Ст. Броневского Орши и генерального секретаря совета А. Пшевозника в 1994—1996 гг. было организовано несколько научных полевых экспедиций с привлечением лучших профессионалов — археологов, судебно-медицинских экспертов и других необходимых специалистов. При большем или меньшем содействии местной администрации и воинских подразделений, при поддержке организаций Красного Креста и Красного Полумесяца они вручную (экскаваторы и бульдозеры предоставлены не были) провели огромный объем работ по зондированию, а затем по эксгумации останков и их достойному перезахоронению.

Самыми сложными оказались работы в Козьих горах, в Катынском лесу, и далеко не только технически (грунт был особенно плотен и с трудом поддавался обработке при помощи ручного геологического бура). Локализация захоронений неоднократно менялась. При начатой немцами первой эксгумации после вскрытия ям, в которые останки были сброшены в ходе расправы, основную работу по извлечению трупов, их осмотру, идентификации и погребению в упорядоченных братских могилах проделали члены Технической комиссии Польского Красного Креста. Семь могил были обработаны полностью, восьмая лишь раскрыта. Расположение этой могилы изменено не было.

В 1991 г. следователям ГВП удалось лишь установить признаки былого польского захоронения, но не определить степень сохранности могил и даже их общую локализацию. Прежние контуры оказались стерты. Следов прежних могил не обнаружили уже прибывшие на место захоронения в конце января 1944 г., после отъезда комиссии Н. Бурденко, командир польской дивизии им. Т. Костюшко З. Берлинг и сопровождавшая его В. Василевская. Как выяснилось в 1995 г., в результате сопоставления результатов тщательного, в интервале от 50 см до 2 м, зондирования и эксгумаций с материалами полученной от американцев немецкой аэрофотосъемки 1943—1944 гг., были проделаны перемещения и расчистки «предварительного расследования» органами и комиссией. Они привели, в частности, к устранению содержимого могилы № 8 со всеми вещественными доказательствами датировки расстрелов 1940 годом. Следы деятельности комиссии видны в могиле № 1, куда были беспорядочно сброшены, часто без черепов (Бурденко изымал черепа для «коллекции»), обработанные ее членами и помощниками останки.

Польские специалисты описали извлеченные останки, снабдили их металлическими жетонами и захоронили в черных пластиковых мешках согласно принятой МКК процедуре. Они восстановили могилы генералов М. Сморавиньского и Б. Бохатеревича, по которым при разметке дачных участков КГБ было проложено бетонное ограждение. Они нашли и новое, не тронутое ранее захоронение. Одновременно с окончательным определением топографии польских могил и «ям смерти и забвения» было обнаружено около 150 коллективных могил советских жертв сталинских репрессий{10}.

Тщательно обследовалось захоронение в Медном, где были хорошо сохранены результаты работы следователей ГВП и знаки уважения к памяти польских жертв сталинщины. Более легкие почвы позволили быстро провести около 200 зондажей и обнаружить как польские коллективные могилы пленных, так и ямы, в которые были сброшены многочисленные предметы личного употребления, вещественные доказательства, которые помогли датировать преступления, полнее раскрыть их обстоятельства. Знаки отличия, погоны, ордена и медали, котелки, чашки и ложки, перочинные ножи, приборы для бритья, гребешки, очки, зеркальца, зубные щетки и щетки для одежды и обуви, портсигары и зажигалки... Всюду предметы, бережно хранившие тепло родного дома: открытки и письма, детские и женские фотографии, ключи... Многие из них превратились в скорбные экспонаты, существенно пополнившие экспозицию Катынского музея в Варшаве, расположившегося в фортах по адресу ул. Повсиньская, д. 13. В его залах, где обстоятельно документированы катынское злодеяние и ход его расследования, со стен смотрят тысячи преимущественно молодых, веселых, полных планов и надежд мужчин. Фото заботливо собраны родными и близкими, а сгруппированы сотрудниками музея, увы, по тем местам, где жестоко и трагически оборвалась их жизнь.

Рядом — фотографии вскрытых захоронений, тела, скелеты, разрозненные кости и черепа... Возможно ли теперь опознать кого-то или придется ограничиться старыми списками и научными разработками, содержащими огромное количество собранных за без малого 60 лет данных, многочисленными версиями причин и мотивов катынского злодеяния?

Работа в высшей степени квалифицированных польских экспедиций принесла самые разнообразные доказательные материалы. Православная церковь допускает захоронение в уже занятую могилу останков очередного покойного через 7 лет. В коллективных могилах разложение наступало по-разному в зависимости от условий — характера и влажности почвы и т.д. Но как правило оно затрагивало прежде всего и в основном трупы, расположенные по внешнему контуру. В глубинных слоях спрессованной массы в черной жиже нередко находились тела в состоянии жировоска — своеобразной субстанции, напоминающей по консистенции пластилин: через 50-55 лет сохранялись внешний облик, структура и даже цвет кожи, волосы, ресницы, контуры органов и т.д.

Тщательно осматривая одежду и обувь, удалось извлечь много записок, заметок и других информативных вещественных доказательств. Многие останки удалось идентифицировать, уточнить списки расстрелянных. Более 20 жертв не было ни в каких списках. Были установлены и новые обстоятельства экзекуций. В Харькове, например, массово применялись стандартной длины веревки с двумя петлями на концах, которыми связывались руки, а выстрелы в 60% случаев производились не в затылок, а в голову через верхний позвонок, что обеспечивало меньшее кровотечение и облегчало уборку помещений.

Деревня Пятихатки, 6-й квартал лесопарковой зоны Харькова были, как и Катынский лес, местом огромных захоронений жертв сталинских репрессий. При превращении этого гигантского кладбища в лесопарк предпринимались попытки полностью уничтожить его следы. При помощи смонтированных на грузовиках мощных буров диаметром 60 и 80 см целые слои захоронений были размозжены, раздроблены. Польским ученым удалось найти еще 14 могил военнопленных (одна была обнаружена и полностью раскрыта в 1991 г. следователями ГВП). Все они, в отличие от компактно размещенных захоронений польских пленных в Катыни и Медном, располагались вперемешку с 60 советскими могилами, которые также были обследованы и содержали останки примерно 2 тыс. репрессированных{11}. В польских могилах была обнаружена группа тел инвалидов, калек, хромых, принадлежавших к нескольким сотням гражданских лиц, также включенных в число военнопленных, что их тоже отнюдь не спасло от расстрела.