Значительно более краткое существование, чем Аглабидов, предстояло Тулунидам в Египте. Их владычество продолжалось немногим долее 37 лет, а действительное значение имел собственно только первый из них. Но могущество, которое сосредоточил основатель династии в своих руках, было столь велико, что угрожало самому халифату, и тулунид укрепил бы, несомненно, за своей семьей весь запад государства, если бы его не постигла преждевременная смерть. Преемники его все без исключения были или несовершеннолетние, или же тщедушные юноши, меж рук которых все им приобретенные средства выскользнули как песок. Так что, пользуясь первым удобным случаем, энергический халиф мог без труда снова приобщить только что уступленные провинции к общему составу государства.

Эта недолговечная династия обязана своим успехом всеобщей смуте, начавшейся со времен Муста’ина и из резиденции разлившейся по провинциям. Несчастный халиф нашел реди турок, которые играли им как мячиком, единственного только человека, заслужившего его личное доверие. Был это Ахмед, сын Тулуна. Наместник его родины прислал отца из-за Оксуса вместе с толпой единоплеменников в 200 (815/6) в виде подарка Ма’муну. Тулун успел выслужиться при дворе и дал своему сыну необычное по своему положению научное образование. По смерти отца в 240 (854/5) Ахмед успел при различных случаях отличиться, так что Мус-та’ин по своем отречении в 252 (866), собираясь в изгнание в Васит, выбрал себе в спутники этого самого тулунида. Состоя при лишенном трона принце, он сохранил верность ему, во всяком случае, не принимал никакого участия в умерщвлении в 253 (867) несчастного Аббасида. Между тем мать его вышла замуж за влиятельного генерала, Баик-Бега. Когда же этому последнему в 254 (868) поручено было наместничество в Египте, он поставил по обычаю того времени вместо себя заместителем пасынка своего; 23 Рамадана 254 (15 сентября 868) Ахмед ибн Тулун прибыл в Фустат. Положение дел было нелегкое: в Александрии и некоторых других местностях сидели особые эмиры, не подчиненные непосредственно наместнику; влиятельный начальник над податным управлением встретил нового правителя с нескрываемым неудовольствием, а вскоре по прибытии тулунида вспыхнуло в верхнем Египте восстание Алидов. Ахмед выказал сразу всю свою энергию: мятеж подавил, а возникший вслед за ним второй тоже быстро усмирил (255 = 869), затем искусно устранил влияние гражданского своего соправителя. В Фустате же он стал крепкой ногой, воздвигнув новый квартал специально для телохранителей и остальной личной своей свиты. А когда Муваффак назначен был в 258 (872) братом своим, Мутамидом, генеральным наместником запада, и тут тулунид ухитрился задарить визиря халифа, так что начальствование в Египте оставлено было за ним. По временам для поддержания добрых отношений высылал Ахмед в Багдад представителю государства дань, хотя и не особенно охотно. А когда плоды укоренившегося хозяйства преторианцев назрели для халифата в достаточной мере, в виде войн против Зинджей и мятежного перса Саффара, тулунид нашел возможным махнуть рукой и на властелинов Багдада, предпочитая сохранять деньги для себя лично. Не таков был, однако, человек Муваффак, чтобы пропускать подобное безнаказанно. Но отголоски турецкого управления и междоусобных войн в Ираке не улеглись еще окончательно. Посланное в Египет войско вступило в Месопотамию, но здесь не хватило денег на уплату жалованья солдатам; пришлось поневоле отложить предприятие до более благоприятного момента. На стороне тулунида, располагавшего свободно громадными доходами богатой страны, оказывались в настоящее время все преимущества. Четыре миллиона золотых динариев получал наместник с одной подневольной работы трудолюбивых коптов (т. I), и все же местные жители при возникшем большем порядке и спокойствии энергически управляемой страны находили свое положение много лучше, чем прежде. Несмотря на увеличивавшуюся с годами роскошь и великолепие, которыми привык с некоторого времени окружать себя правитель, все же нельзя было не заметить, что на благо страны истрачивались большие суммы. Воздвигались не одни дворцы и казармы, учреждались также госпитали, богадельни, расходовались большие деньги на вспоможение ученым. До сих пор еще мечеть Ибн Тулуна, лежащая посреди квартала, им воздвигнутого в 263–265 (877–879) и вошедшего в черту нынешнего города Каира, громко свидетельствует об общеполезной деятельности владетельного князя. И за ходом внешних событий наместник следил зорко. Он воспользовался чрезвычайно ловко занятостью Муваффака, втянутого во многие войны, и успел расширить свою власть даже за границы Египта. В 264 (877) скончался Амаджур, наместник халифа в Дамаске. Немедленно же двинулся Ахмед в Сирию. За исключением Антиохии, взятой силой в 265 (878), вся страна вместе с оборонительными линиями и западной частью Месопотамии очутилась в руках могучего эмира. Начальники отдельных округов не оказали никакого сопротивления — ими не руководило чувство верности к правительству, их не воодушевляла надежда получить какую-либо помощь и поддержку из Багдада. Но в том же самом году (265 = 879) полученные дурные вести из Фустата остановили победоносное шествие тулунида. Один из его сыновей, Аль-Аббас, восстал против отца. С частью войска, перешедшего на его сторону, и кругленькой суммой в миллион динариев удалился он в Барку, подальше от разгневанного отца. Стремительно вернулся наместник в Фустат и по обыкновению своему предпринял самые широкие, энергические подготовления для одоления блудного сына, так что последний счел за лучшее углубиться еще дальше; избегая возможности встречи с отцом, он двинулся прямо в пределы владений аглабида Ибрахима II и со своей распущенной солдатчиной принялся грабить восточный округ Триполиса. Соседние берберы тотчас же предложили Ибрахиму свою помощь. Аббаса побили и отбросили снова в Барку (266 = 880). Здесь продержался он еще некоторое время, пока посланное Ахмедом войско не уничтожило его отряд и не взяло самого его в плен (268 = 882). Но этот бунт родного сына послужил как бы поворотным пунктом для прежнего удачного поприща сына Тулуна; сопровождавшее постоянно все его предприятия счастье теперь ему изменило. Лулу, назначенный им управителем Месопотамии, перешел на сторону Муваффака (268 = 881/2); очень тонко задуманный план залучить халифа Мутамида, не особенно довольного опекой своего чересчур бесцеремонного брата, в Сирию, чтобы, держа его в своих руках, разыгрывать как бы роль сберегателя законного главы от козней бесчеловечного родственника, не удался невзирая на полную готовность со стороны глуповатого аббасида (269 = 882); попытка же завладеть Меккой рушилась благодаря неожиданному сопротивлению собравшихся там масс паломников (269 = 883). Затем с обеих сторон была разыграна вздорная комедия. Ахмед объявил Муваффака лишенным сана как бунтовщика против наместника пророка; в ответ на это воспоследовало вынужденное у халифа настоящим правителем государства отрешение Ибн Тулуна от должности наместника. Между тем эмир потерпел довольно чувствительное поражение во время неудачной осады Тарса, где засел один из его подчиненных военачальников Язман, возгордившийся одержанной им недавно победой над византийцами. Все эти неудачи, впрочем, не особенно пугали энергического князя. Но уже под Тарсом ощутил он первые признаки надвигавшегося недуга. Пренебрегая даже самим халифом, тем паче не пожелал он следовать предписаниям своих врачей. Боли усилились вследствие несоблюдения диеты, и в 270 (884), вернувшись в Фустат, он умер, имея с небольшим 50 лет от роду. После него осталось 17 сыновей; казалось, многочисленность семейства упрочивала за династией власть на несколько столетий. Но наместничество перешло в руки Хумаравейхи, унаследовавшего не много доблестей от своего отца. Он был способен лишь на то, чтобы оставшиеся по смерти Ахмеда в государственной кассе 10 млн динариев пустить снова во всеобщее обращение. Добродушный, весьма падкий ко всякого рода развлечениям молодой человек, едва достигший 20-летнего возраста, новый эмир питал непреодолимое отвращение ко всякого рода воинским предприятиям, предпочитая зачастую следовать мудрой политике страуса при встрече с более или менее серьезным затруднением. Пока еще он был в живых, все, по-видимому, оставалось по-прежнему, но после внезапной его смерти оказалось на деле, что более прозорливые успели окружить семью Тулуна крепкой сетью, и стоило небольших усилий впоследствии принакрыть ею окончательно весь этот княжеский род. Муваффак превосходно взвесил обоюдные силы и не подумал нападать один на слишком могучего вассала. Направив самолично войска против Дамаска, он уполномочил в то же время Исхака ибн Кундаджика, владетельного князя Мосула, и Мухаммеда ибн Абус-Саджа, наместника в Амбаре и на среднем Евфрате, вступить вместе с ним в Сирию, суля им в будущем округление их владений. Благодаря этому с первого натиска Сирия была отторгнута от Египта, но победители перессорились при разделе добычи. Так что в 271 (885) командующий багдадскими войсками Му’тадид, сын Муваффака, был покинут на произвол судьбы Саджидами и Исхаком и был принужден отступить при приближении войск Хумаравейхи к Рамле (в Палестине). Тулуниды снова завладели Сирией и даже осилили вспыхнувшее там в 273 (886) восстание. Муваффак убедился наконец, что самое лучшее будет постараться напустить Месопотамию на Сирию и выждать, когда обе стороны дойдут до полного истощения. Осчастливленный выше меры формальным утверждением в наместничестве Сирией и Египтом за обязательство упоминать имя халифа за пятничным богослужением Хумаравейхи Муваффак затеял в угоду правителю государства ожесточенную борьбу с Мухаммедом и Исхаком. А их главным образом подстрекало желание, как бы побольше оттягать друг у друга земли, поэтому то один, то другой принимали подчас сторону Хумаравейхи. Во всей Месопотамии воцарился полный беспорядок. Тулунид придавал особое значение лишь внешности. Огромных денег стоило эмиру в 277 (890) уговорить Язмана, не особенно-то обращавшего внимание в своем крепком Тарсе на Багдад и Египет, упоминать отныне и имя Хумаравейхи на пятничном богослужении. Тулунид возомнил, что через это самое он становится настоящим властелином «оборонительных линий», точно так же, как полагал, что с 279 (892) халиф Му’тадид у него совершенно в руках, когда повелитель за массу денег соизволил утвердить его наместником, а в 282 (895) оказал даже честь высватать одну из его дочерей. Восхищенный тесть потратил 1,5 млн золотых динариев на свадьбу и приданое, а чтобы не потерять как-нибудь подобное высокое благоволение, стал усердно выплачивать дань, не пропуская ни одного года. Таким образом, у Му’тадида появились теперь деньги, а переполненные подвалы, оставленные Ахмедом ибн Тулуном, быстро начали пустеть. В этом же самом году последовало умерщвление Хумаравейхи в гареме какими-то рассвирепевшими женщинами, а быть может, и евнухами; наступил теперь конец и всем тулунидам. Высшие чины провозгласили эмиром сначала сына Хумаравейхи, Джейша; когда же этот 14-летний отрок стал творить одни глупости, его сменил в 283 (896) Харун. Но денег в египетской казне уже не было ни гроша; каждый военачальник поступал так, как ему хотелось. Командовавший оборонительными линиями Рагиб перешел в 283 (896) на сторону халифа; один за другим сдавались Му’тадиду города вне собственной Сирии со стоявшими еще в них гарнизонами египтян. Когда же его преемник, халиф Муктафи, справился с первым восстанием карматов 291 (904), он мог Окончательно покончить и со всеми несовершеннолетними тулунидами. Сирийские эмиры сдавались без сопротивления генералу его, Мухаммеду ибн Сулейману. Уже к концу года успел этот военачальник стать перед Фустатом, а одновременно с ним появился флот у Димьята (Дамиетты). Несчастный Харун погиб в возникшей случайно свалке между его телохранителями (нач. 292=кон. 904). Наидостойнейший из сыновей Ахмеда, Шейбан, дядя покойного эмира, попробовал было сопротивляться, но должен был вскоре уступить пред напором превосходных сил. Со своими турками Мухаммед распоряжался в покоренном им городе ужасно (292=нач. 905): все было разграблено, квартал тулунидов разрушили почти до основания, приверженцев павшего владетельного дома мучили и истребляли массами, а членов несчастной семьи всех забрали в Багдад. Счастливые дни для Египта миновали, наместников сменяли теперь поминутно. Беспорядки, нищета и злополучие возрастали подобно тому, как это уже наступило почти для всех остальных областей западной половины халифата.