– Его принесли в жертву демону. Невозможно воскресить человека, у которого нет души.

Тераэт выглядел так, словно уже готов убивать.

– Когда он был рабом, ему сделали гаэш. – Терин указал на ожерелье в руках Тьенцо. – Вот он.

– Он… что? – Мия застыла на месте. – Что?

– Он получил гаэш. Вам это должно быть знакомо, – резко бросил ей Тераэт.

– Вижу, своих способностей к дипломатии ты не утратил, – буркнула Тьенцо и выставила вперед блестящие драгоценные камни. – Эта вещь содержит часть его души – совсем крошечную. Остальная часть сейчас наслаждается обществом принца демонов. Но если мы отправим эту часть в Страну Покоя, то, возможно, Таэна сумеет ее исцелить.

Мия бросилась к телу.

– Я помогу. – Сосредоточившись, она с помощью магии разбила надетые на него кандалы. Терин кивнул и последовал за ней.

– Я кое-что не понимаю, – сказал Гален.

– Сейчас не время, – отрезал Терин.

– Нет. – Гален покачал головой. – По-моему, это важно. Если демон не получил его душу – всю душу целиком и полностью[151], – значит, ритуал провален, так? Значит, демон не связан узами?

Все замерли.

Терин посмотрел на Тьенцо.

– Кто-нибудь из вас знает, кого они призывали?

Тьенцо изучила руны и символы, нарисованные на стенах.

– Ксалтората… Мимик не солгал. Ксалторат… Он ни за что не удовольствовался бы лишь частью души. А это значит…

– … что он им не подчиняется, – закончили Мия и Тераэт в один голос.

– А это хорошо? – спросил Гален.

Тьенцо озадаченно покачала головой.

– Понятия не имею. Думаю, об этом знает только сам Ксалторат.

* * *

Группа, бежавшая по улицам Верхнего круга, представляла собой странное зрелище. Она, несомненно, привлекла бы внимание стражи (солдаты хотя бы решили ее сопроводить), если бы не клубы дыма, поднимавшиеся в ночное небо в западной части города, – там, где находился порт. Некоторые пытались остановить или расспросить этих людей, но, заметив среди них Верховного лорда, отказывались от своих намерений.

Собор Таэны был одним из самых крупных храмов Квартала Слоновой кости и по величине уступал лишь церкви Хореда. Он существовал почти исключительно за счет пожертвований семьи де Лор, которая тем самым пыталась добиться прощения за дела своего Верховного лорда. Чем ближе они подходили к собору, тем тяжелее Терину было идти, и под конец он едва мог передвигать ноги.

Та же идея – отправиться в храм, похоже, пришла в голову и другим: когда группа прибыла к церкви, там уже царило столпотворение. Жрецы в белых одеждах ходили между трупами, проводя над ними последние ритуалы. Один человек, высокий и худой, с редкими прямыми черными волосами, заметил прибывшую группу, вздрогнул от удивления, а затем подбежал к ним.

– Терин, это ты?

– Керрис! – Верховный лорд стиснул его руку. – Давно не виделись.

– Слишком давно, – отозвался жрец. – Что привело… – Тут его взгляд упал на тело.

– Это мой сын, – сказал Терин и добавил: – Мой единственный сын. Девье и Баврин погибли.

Гален потрясенно посмотрел на Терина, услышав, что тот не назвал имя Дарзина. И удивился не он один.

– Понимаю. Я узнаю, что можно… – Жрец запнулся во второй раз, заметив жуткую рану на груди Кирина. – Я не могу…

Тераэт протянул ему ожерелье.

– У него был гаэш. Вот здесь все, что осталось от его души. Этого хватит?

Жрец покачал головой, разглядывая ожерелье.

– Тут понадобится чудо.

Тьенцо улыбнулась.

– Повезло тебе, да?

Юноша бежал. Больше он ничего не помнил. У него не было ни одного воспоминания, не связанного с бегом, ничего, связанного с тем, что привело его сюда. Он не помнил, кто он и что оставил позади.

Он был лишь частью самого себя.

Он существовал только в коротких мгновениях «настоящего». Его сердце колотилось бешено, словно кроличье, дыхание было прерывистым, затрудненным, по лбу тек пот, ноги, которые прокладывали себе путь сквозь заросли паслена, заплетались. По крайней мере, юноша понимал, почему он бежит, хотя это и совсем его не утешало.

Он бежал из-за собак.

Мрачный, темный лес не давал ни тепла, ни уюта. Лес был холодным и хмурым, покрытым вечным слоем льда и топкой грязью из-за бесконечной измороси. Его ноги проламывали лед и погружались в липкую грязь, оставляя за собой следы, отчетливо видимые любому, кто последует за ним. Ветер выл, рвал ветки ив и тисов, которые с недобрыми намерениями цеплялись за одежду и волосы юноши. Корни деревьев, переплетенные с ядовитым плющом, и смертельно опасные травы ставили ему подножки, а колючий кустарник возводил перед ним неприступные стены.

Он не знал, кто он, но ему не нужно было убеждать себя в том, что он мертв: там, где должно было быть сердце, в его груди все еще зияла жуткая дыра. Вместо сердца он ощущал глубокое чувство потери и отчуждения. Он как-то холодно и отстраненно понимал, что находится в Стране мертвых, но понятия не имеет, куда ему идти. Никого дружелюбного в этом лесу он не видел.

Лес не был мертвым: здесь обитали слизняки, черви, змеи, самые разные виды крыс, гиены, волки и более жуткие существа. Сидящие на ветвях деревьев вороны и совы насмехались над ним. Другие животные, которых он не мог опознать – и надеялся, что ему никогда не придется это делать, – ползли и подкрадывались к нему со всех сторон, но соскальзывали в ручьи и прятались в непроницаемой тьме до того, как он успевал их разглядеть. Все выглядели так, словно сейчас погибнут от голода, словно никто в этом ужасном лесу ни разу в жизни не ел досыта. Все местные обитатели смотрели на него так, будто он – лекарство от всех их болезней.

И все-таки больше всего юношу беспокоили собаки.

Он слышал, как гончие перекликаются у него за спиной. Он не знал, откуда у него мысль о том, что они охотятся на него, но холодный пот, выступивший у него на спине, не допускал никаких возражений. Юноша знал: если собаки его догонят, то порвут на части. Когда догонят, а не «если».

Он устал, его бег замедлялся, и внутри юноши росло отчаяние. Деревья расступились перед ним, и он ахнул от разочарования: в нескольких шагах перед ним земля заканчивалась, превращаясь из болота в густую, чернильную воду стоячего озера. Сами эти глубины терялись в бесконечной тьме, которая больше походила на жидкую смолу, чем на воду.