Целуем! Будьте здоровы и благополучны! Сердечный привет родителям!

Да, всё забываю! Летом приезжал «Саша» от Вл. Сосинского, привез жену, грудного младенца, несколько маминых и папиных писем к Ариадне Викторовне и Владимиру Брониславовичу и уйму моих детских.

Не огорчайтесь по поводу ЦГАЛИ, ей-Богу не стоит! Всё у нас с Вами будет в порядке — если Бог даст мне еще жизни хоть сколько-нибудь.

Милая Анечка, простите за долгое молчание, болезни и боли тому виной, одолевающие, и передышки, не дающие хотя бы, чтоб оглядеться и порадоваться, не говоря уж об написать письмишко. Погода тут пестрая, пока что тьфу-тьфу, чуть теплее московской, а соловьишки еще поют. Сметанный товарищ доехал отлично, когда его разворачивала, то из него лягушкой выскочил крысолов; пирог с сюрпризом, как при дворе Людовика. Он (пирог) оказался чудно пропеченным и до сих пор украшает собой наши утлые чаи́. Из-за моей (надеюсь, временной) инвалидности все мужицкие работы навалились на А. А., я только по домашности шевелюсь еле-еле, что немало меня угнетает наравне с разным протчим… Напишите словечко, как Вы там дюжите в столице нашей родины. Целуем, большой привет маме.

Милый (см. на обороте, хоть и не похоже!)[1271]. Спасибо за весточку, и рада, и сочувствую, что переходите на классику, давно пора, а то уж, небось, и разучились работать в этом направлении, ворчамши на отсутствие работы! Погодка тут продолжает скакать и подпрыгивать от и до, в лесу, говорят, земляника в разгаре и появились лисички, предшественницы белых (?), вероятно, в Иерусалиме те же явления Христа народу. Чувствую себя чуть полегче, боли, слава Богу, пожиже, не такой густоты и плотности. «Бедная Лена» в данный момент плывет на теплоходе Москва — Уфа — Москва в одноместной каюте 1 класса, билет туда-обратно 45 р. (30 % скидка до 10 июня), отдыхает, набирается сил и наслаждается жизнью, чего и нам желаю, + разнообразное и доступное «питание» в ресторане — а ландшафты проплывает вместе с пейзажами! Получила письмишко от Владимира Николаевича, грустное, но притерпевшееся, в 15-х числах едет в Сосново (?) отдыхать, работать… Целуем обе, сердечный привет маме!

Милая Анечка, спасибо за весточку. Пишу более, чем кратко, т. к. изнываю от своих «корешковых» болей в позвоночнике, на господа Бога и преднизолон уповая — что, мол, помогут. Если Вам не противно, то может быть, в отпуск свой захотите приехать на старое тарусское пепелище дня на 3–5, покупаться, погулять, грибков пошарить. «Сервиса» не обещаю прежнего, не та стала, но авось голодать не придется… Если надумаете, позвоните 9–19–16, договоримся точнее. Пока целуем, маме сердечный привет от «обех».

P. S. В одном из ближайших № «Москвы» должна быть АИЦветаева с Иловайским и Аделиной Патти!!![1273]

Милая Анечка, история с бесплодными поисками пантопона, с привлечением большого количества народа, напоминает игру в испорченный телефон, увы!.. Уже и до Вас добрались неуправляемые звонки, и от Вас распространились… Ке фэр, иной раз в горной местности слабый чих рождает могучий, многоголосый и в небытии растворяющийся отклик! Бог с ними, с пантопонами и голосами, Вам же за участие спасибо!

С тех пор требовались еще иные лекарства, и они рассасывались — то ли в моем организьме, то ли в космосе, как повезет, или не рассасывались… Я прошла десятидневный курс лечения этих самых позвоночных болей (массаж, инъекции, всякие лекарства) — девять дней лечения прошли «ничего себе», а на десятый боли возобновились за здорово живешь. И будет ли конец этому царствию — в смысле царствия нестерпимых болей во мне (впрочем, они, тьфу-тьфу! не непрерывны!) — и каков их истинный источник — пока неясно. Ясно лишь, что снимая боль инъекцией новокаина, вызвали у меня этой же инъекцией бронхиальную астму, о которой я ранее понятия не имела; это — ужас, что такое. Удушье в смысле. И такое протяженное во времени… Уйдет ли оно так же, как пришло, или охватит за глотку до конца дней? Какая же я была счастливая еще несколько дней тому назад, когда всех этих страстей не было на мою шею, т. е. когда был воздух на земле и на мою долю.

Все в больнице (тарусской) было очень странно, такое изобилие смертей, бок-о-бок, в такие мирные и солнечные дни, и такие сплошные страдания, и этот запах горького пота, крови, хлорки и аммиака и много, много чего еще. Все эти сутки просидела на койке — ложиться не могла из-за удушья и поэтому почти не спала; есть не могла, глушимая медикаментами. Но все еще что-то виделось и думалось, и почти бредилось.

Вышла я «на волю» не в лучшем виде, как легко догадаться, и в полной ненадежности. Устала от истеричности собственного дыхания и от болевых вспышек. Но, конечно, рада, что вернулась «домой» и могу дышать чем-то, действительно напоминающим воздух… Ну, а что завтра будет? Или — через час, через минуту? «Дышу» рывками, т. е. практически задыхаюсь.

Журнала со своими воспоминаниями[1275] не видела (кажется, я одна!). Несмотря на трехкратную просьбу о присылке 10 экз. в Тарусу, «Звезда» не прислала ни одного. Выцарапывать чегой-то нет сил. Я совсем больна.

Относительно того, что «страницы» слишком компактны и читаются с трудом я отлично знаю; произведенные в последний момент сокращения («видимость» редакторской работы) не улучшили их, это я тоже знаю. Особенно нуждается в воздухе пастернаковская тема — но, дал бы Бог еще дыхания, я надеялась к ней вернуться, не зная, что как раз дыханьице-то на волоске!

О «каше» из подобных жмыхов и не помышляю, книги пишутся иначе и не из «журнальных вариантов» создаются и лепятся, уж тут Вы мне поверьте!.. За желание же редактировать несбыточности — спасибо… У Вас это переходит в хобби — обратно же ке фэр! Дай нам Бог!

Сюда Вас пока не зову из-за своих расцветших и заколосившихся хвороб — но Вы все понимаете и не обидитесь. Маме сердечный привет — и пирожныя… Вас обнимаю, А. А. приветствует.