Краймонд, похоже, говорил обобщенно, не имея в виду лично ее, но она горячо подхватила:

— Рада, что ты не считаешь меня никчемной, — я займусь своим образованием, ты мог бы быть моим учителем…

— Ох, Лили, вернись на землю, где твое чувство реальности?

— Ты моя реальность.

— Ты сама знаешь, что несешь полный вздор, просто тебе хочется излить душу, даже если это не имеет смысла. А теперь, когда ты выговорилась, может, сделаешь одолжение и уйдешь?

— Я не могу уйти, — сказала Лили. Она говорила быстро и горячо, но уверенней. Она сама чувствовала, что в ее голосе появились ужасные истерические нотки. — И не уйду. Уверена, ты испытываешь ко мне особое чувство. Ты должен быть ласковей со мной. Неужели нельзя быть хотя бы ласковей, когда я так люблю тебя? Неужели такая любовь может попросту пропасть зря? Мне нужно от тебя хоть что-то, какое-то подобие договора, статуса, чего угодно, самой малости, которая свяжет нас навеки.

Краймонд отвел глаза, словно устал смотреть на нее, и вздохнул:

— Лили, не вижу никакого смысла в том, что ты просишь. Ты говоришь так, будто я легко могу дать тебе что-то очень ценное…

— Да, да, легко, ты можешь, можешь!

— Но у меня нет этого, нет к тебе этого особого чувства, о котором ты говоришь, и я не хочу, чтобы ты была моей рабыней…

— Тогда не буду…

— Или незаметной вещью в углу комнаты, или мышью, я этого не люблю и не вынес бы рядом с собой такого человека, и я не могу дать тебе никакого «статуса», как ты выразилась, я просто не испытываю никакого особого чувства к тебе, и у меня нет для тебя никакой особой роли — извини.

Лили, сдерживая слезы, подняла с пола пальто и положила его на колени.

— И вернись на землю. Чем ты сейчас занимаешься в реальном мире?

— Выхожу замуж. За Гулливера Эша. Завтра.

Краймонд по-настоящему улыбнулся, больше того — засмеялся:

— Ох, Лили, Лили, так ты готова даже сбежать из-под венца?

— Да.

— Или мне пришлось бы терпеть замужнюю рабыню?

— Нет, нет… если б ты захотел, ничего бы этого не произошло, ничего бы этого не было.

— Ах, глупая… глупая… девчонка.

Лили улыбнулась сквозь слезы, потом вытерла глаза, встала и надела пальто:

— Могу я все-таки видеть тебя в будущем, заходить иногда, не запретишь?

— Не запрещу, но мне будет нечем обрадовать тебя.

— Тогда буду заходить просто так.

— Ради бога, Лили, исчезни же наконец и будь счастлива, неужели не ясно, и сделай счастливым кого-нибудь другого, забудь свои фантазии. Иди же, иди и будь счастлива!

— Роуз и Джерард приглашают нас на обед — когда вернутся из Венеции, — сказала Лили.

— В свой новый дом? — спросил Гулливер.

— Нет, глупый, они его только что купили — к Роуз.

Роуз и Джерард купили дом в Хаммерсмите, возле реки.

— Я так и думал, что Джерард не выдержит в Дженкиновой норе, — сказал Гулливер, — там ему точно было не место.

— А как насчет нас? Думаю, нам тоже вскорости надо будет покупать дом, миленький маленький домик в Патни или еще где, с садом. Детям это понравится.

— Детям?!

— Теперь у тебя есть работа, так что, полагаю, мы можем себе это позволить. Уверена, у меня еще кое-что осталось от тех денег, бог знает куда разошлась большая часть.

— Давай не будем торопиться, — сказал Гулливер, — мне и здесь нравится. К тому же мы еще даже не женаты!

— Завтра в это время будем женаты!

Был вечер, поздний вечер того дня, когда Лили побывала у Краймонда, и они с Гуллом еще сидели за столом после долгого праздничного обеда, за которым то и дело поднимали бокалы с водкой, вином, а потом с черри-бренди, желая себе счастья и богатства. Они порядком набрались, но чувствовали себя исключительно бодрыми, рассудительными и остроумными.

— Непременно будем и счастливы, и богаты, если один из нас не струсит — или оба.

— И не сбежит из-под венца.

— Это фраза из Достоевского[96], — сказал Гулливер, — я думал, ты его не читала.

— А я-то думала, это расхожее выражение. Я где-то его слышала.

— Я не сбегу! Видишь, вот кольцо!

Гулливер показал Лили кольцо, уютно лежащее в маленькой бархатной коробочке. И в то же мгновение живо представил себе ужасные события, произошедшие в романе за той фразой. С ума сойдешь иметь дело с женщинами. Ничего не поделаешь, приходится идти на риск.

— Ты сказал Леонарду, что ему надо будет делать?

Леонард Ферфакс должен был быть шафером на свадьбе, а Анжела Парк, старинная подруга Лили по школе искусств, — подружкой невесты.

— В муниципалитете ничего особенного делать не нужно! — ответил Гулливер. — Я отдам ему кольцо, и он в решающий момент передаст его мне, а я вручу тебе. Держу пари, большинство людей не озадачиваются даже этим. В любом случае, ты уже проходила эту процедуру.

— Да, но… тогда не было кольца… что-то не припоминаю…

Лили отказалась носить обручальное кольцо. Сейчас казалось невероятным, что когда-то она была замужем. Гулливер не желал ничего слышать о ее призраке-муже, а она не могла сейчас даже вспомнить его лицо — бедный Джеймс, бедный Джеймс.

— Мне нравится, когда совершается обряд.

— Все кончится за четыре минуты.

— Боже мой! А потом будем связаны на всю жизнь!

— Я надеюсь. Может, мы сумеем поженить Леонарда и Анжелу?

— Сомневаюсь, — сказала Лили. — Анжела старше меня, и она растолстела. В любом случае, Леонард, по-моему, крутит с Джиллиан Кертленд. Подходящая девчонка.

— Ужасно мила, — согласился Гулливер, поспешив отогнать образ подходящей девятнадцатилетней девчонки.

— Никак не могу решить, что надеть.

— Я собираюсь надеть свой бледно-серый спортивный костюм в бледно-розовую клетку. Не надевай брюки, прошу тебя, пожалуйста!

— Конечно не буду. Пожалуй, надену черно-белое платье с бархатным воротом.

— А отметить, значит, пригласим только Анжелу и Леонарда? Чуть ли не тайная свадьба получится! Забыл сказать: я видел Тамар у Леонарда. Там еще был Конрад Ломас и тот модерновый священник из Боярса.

— Для нее вся религия это средство, чтобы избавиться от мамаши.

— Не знаю, — сказал Гулливер, — думаю, у нее это серьезней. Как бы то ни было, но она со священником много смеялись! А Вайолет, по слухам, вполне счастлива.